Сухинина Н.Е.
Великая Сила Любви
Библиотека
Золотой Корабль.RU
2011
Статьи Натальи Сухининой, публиковашиеся газете
«Семья» в течение последних пяти лет, помогают читателям обрести затерявшуюся
стезю всепобеждающей и всепреображающей Любви! Как хочется и автору, и нам,
издателям, докричаться до тех, кто еще способен услышать: «Мир оскудел Любовью!
Когда она окончательно иссякнет в людях, Бог прекратит существование
обессмыслившегося человечества! Остановитесь... опомнитесь!...» Но слава Богу,
еще встречаются в жизни нашей удивительные примеры Любви Жертвенной,
Христоподражательной. Нужно только суметь разглядеть их среди суеты и сутолоки
житейской. Автору это удалось. Удастся ли нам?...
Наталья Сухинина
Великая
Сила Любви
1. Тихий час для Ангела
Дети, попав в больницу, молчат, если тяжело больны.
Доктор Надежда Дорофеева приносила им альбомы с красками... Рисуйте! Они
рисовали. Но в рисунках тех почти не было ярких цветов...
Платье висело в шкафу, вернее, даже не висело,
а «стояло» на вытяжку, каждой своей отутюженной складочкой проявляя готовность
рвануть из тесного шкафа навстречу долгожданному празднику. Оно и куплено было
к случаю. К встрече однокашников, выпускников второго медицинского института.
Несколько лет не ходила Надежда Дорофеева на эти встречи - не складывалось. А
тут решила: пойдет. Если, конечно, ничего не помешает...Она знала, что может
помешать, но гнала от себя черные мысли. И платье купила этим черным мыслям
назло. Назло черным мыслям белое платье. И мысли отступили как будто, и
праздник уже совсем приблизился к ее истосковавшемуся в буднях сердцу. А в
самый канун встречи позвонили. Уже протягивая руку к телефонной трубке, она
знала, что услышит. И услышала: - Это дежурная сестра. Настенька умерла.
Родителям уже сообщили.
Она отключила телефон, накинула на дверь цепочку
и - заплакала. Нет, сначала еще несколько минут продержалась, пока заталкивала
свое белое платье, уже приготовленное для торжества, обратно в шкаф.
Заталкивала торопливо, подальше от глаз, между серым повседневным костюмом и
давно вышедшим из моды, но почти новым плащом. Теперь она его уже никогда не
наденет, это платье. Отныне смерть Настеньньки впечаталась в него, в его белый
цвет. Как ругала ее потом и, наверное, была права давняя подруга по институту:
- Ну ты даешь! Ты же врач, да еще какой, гематолог, у тебя работа такая:
спасать тех, кого можно, а кого нельзя... Кого нельзя спасти, Надежда! Ты же
знала, что этот ребенок приговорен, знала же, знала! Это, если хочешь, непрофессионально.
Ты очень хороший врач, это все говорят, но ты должна, обязана отделять себя от
работы. Если ты будешь оплакивать каждую в твоей жизни Настеньку, то загнешься.
В кои-то веки собрались, так весело было, разошлись уже под утро, так ты много потеряла.
Знай: на тебя все обиделись, обещала прийти и не пришла.
Она слушала, как кричала в телефон
взбудораженная ее вероломным поступком однокурсница, и соглашалась с ней. Да,
так нельзя, да, она детский гематолог, и в ее практике такие случаи неизбежны,
да, она загнется, если будет оплакивать каждого умершего в отделении ребенка,
да, это непрофессионально, да, да, да... Но она не может по-другому. Пробовала,
убеждала себя, а кончалось всегда одинаково: пузырьком с валерьянкой, головной
болью, пустотой в душе, а еще злостью на себя, что вот уже сколько лет, а она
не может привыкнуть...
Столько лет... Детский гематолог Надежда
Константиновна Дорофеева пришла в московскую Морозовскую больницу пятнадцать
лет назад. Полная сил, энергии, желания помочь страждущим детям. А дети
смотрели на нее грустными глазами, поворачивали свои бледные личики к окошку,
за которым буйствовала жизнь, и - молчали. Дети вообще в основном молчат, если
тяжело больны. Она приносила им альбомы с красками. Рисуйте! Рисовали. Но в рисунках
тех почти совсем не было ярких красок. Дети боялись яркого, как боятся
солнечного света привыкшие к темноте. Здесь, в казенных стенах, на простынях со
штампами Морозовской больницы, с окном, из которого виден один только
однообразный пейзаж, и жители ее Настеньки, Славики, ее Ванечки и Машеньки.
Совсем маленькие звали ее тетей, постарше - тетей Надей, а разумненькие -
Надеждой Константиновной. Они лежали, бывало, подолгу, а когда состояние
острого лейкоза удавалось снять, их выписывали домой, а их место в палате с
начищенным до зеркального блеска кафелем занимали другие дети. А те, домашние,
звонили. Ниточка не обрывалась, она просто становилась длиннее. И Надежда, как
опытный диспетчер, владела ситуацией детских забав, приключений, открытий мира,
шалостей и обид. Она регулировала это движение детской жизни, руководила им,
вглядывалась в него и жила им. Тогда еще светлокудрому Руслану оставалось жить
полгода...
Все складывалось хорошо. Закончен институт. Есть
любимая работа, замужество. А вот и главное событие: маленькая точка под
сердцем, способная изменить ее жизнь, наметить в ней особый, великий,
материнский смысл. Удивительно: один ребенок из небытия готовится к встрече с
жизнью, другой, вкусив крошечный, всего-то в пять лет, кусочек этой жизни, готовился
уйти в небытие. Совсем немного оставалось одному, и совсем немного другому.
