Куда плавал Одиссей? О географических представлениях архаической эпохи - [7]

. О распространенности в античности такого представления об Азовском море свидетельствует Плиний Старший: по его наблюдению, многие считали, что Меотида — залив Северного океана[71]. Живший во второй половине II в. н. э. Максим Тирский считает, очевидно, Северный океан связанным с Черным морем, когда замечает: «... из Океана течет Меотида, из Меотиды — Понт, из Понта — Геллеспонт и из Геллеспонта — [Наше] море.»[72]. Как о заливе Северного океана пишет о Меотийском болоте и Марциан Капелла, автор V в. н. э.[73].

К проблеме северо-восточных проливов относится и вот такой географо-картографический курьез. Псевдо-Гиппократ (автор V–IV вв. до н. э.) в трактате «О числе 7» сравнивает контуры Земли с лежащим головой на юг человеческим телом; при этом оказывается, что Земля имеет «Понт Эвксинский и Меотийское болото в качестве нижней части живота и прямой кишки» (XI, 7)[74]. Тем самым, узкие проливы, ведущие в Черное и Азовское моря, воспринимаются как узкая кишка, идущая из «большого желудка». Л. А. Ельницкий, приведший этот текст, трактует его следующим образом: «Сопоставление Меотиды с прямой кишкой заставляет предполагать, что на ионийской карте Азовское море было представлено в качестве открытого бассейна, соединяющегося с внешним океаном»[75]. Эта традиция, вероятно, подкрепляемая известиями о связи Черного и Балтийского морей, прослеживается на протяжении многих веков[76].

То же можно сказать и об Отрантском проливе, ведущем в Адриатику, который в архаическое время также воспринимался, по-видимому, как выход в Океан.

Не случайно в античности существовало мнение о некой связи Адриатического моря и Черного[77]. Страбон (I, 3, 15) в дискуссии о поднятии уровня моря приписывает Гиппарху следующее утверждение: «…сказав, что… прежде вся Ливия и большая часть Европы и Азия должны были быть покрыты водой, он прибавляет, что Понт, вероятно, в некоторых местах сливается с Адриатикой». Расстояние между двумя морями оценивалось как небольшое. Следствием этого убеждения было мнение, что между Адриатикой и Понтом есть гора (Гем), поднявшись на которую, можно увидеть оба моря[78]. О Дунае, будто бы соединяющем Черное и Адриатическое моря, речь пойдет ниже в Главе 8.

В этой связи примечательно, что, по мнению исследователей, Италия изначально воспринималась греками не как часть материка и не как огромный полуостров, а как неопределенный архипелаг, расположенный на крайнем западе ойкумены[79]. Это также могло способствовать развитию представлений о возможности океанических плаваний и выходов в Океан из Адриатики и Тирренского моря[80].

Если говорить о внутренних морях, которые должны были иметь выход в Океан, то прекрасный пример такой мнимой связи с Океаном представляет собой Каспийское море. Оно часто мыслилось заливом Северного океана на отдаленнейшем северо-востоке ойкумены (так думали, в частности, Эратосфен, Страбон, Мела, Плиний). Геродот, доказывая (I, 202), что Каспийское море — внутреннее, очевидно, вступал в полемику с господствующими представлениями об этом[81]. Распространенное в античности мнение о том, что Каспийское море соединяется с Черным то ли через подземные каналы, то ли через Кумо-Манычскую впадину[82], связывает, таким образом, и Черное море с Северным океаном[83].

Следует также напомнить, что многие античные авторы верили, будто Нил и Танаис делают три материка настоящими островами, а это предполагает, что эти реки текут от моря до моря[84].

Понимание того, что проливы, как и некоторые реки, воспринимались греками периода архаики как проходы в Океан, имеет большое значение для истолкования многих текстов, описывающих странствия древних героев, таких как Одиссей, аргонавты, Геракл и некоторых других.

Глава 6. Океан и потусторонний мир

У древних греков уже со времен Гомера сосуществовало несколько различных представлений о том, где находится царство мертвых, в том числе его располагали в Океане или на острове посреди Океана или за Океаном[85]. Поэтому античные проливы — это изначально символ выхода в открытый Океан, т. е. из «нашего», (среди-)земного, цивилизованного мира в мир «чужой», а значит, фантастический, потусторонний, варварский; они воспринимались как нечто лимитрофное между жизнью и смертью[86]. Именно на границах «нашего мира», т. е. на проливах находят свою локализацию различные хтонические чудища, связанные с Аидом, острова блаженных и прочие атрибуты загробного мира; проливы, таким образом, маркируют лимитрофную зону между земным и загробным мирами[87]. Следует также заметить, что локализуемые позже крайние пределы земли и находящиеся там потусторонние царства и явления в архаический период помещались гораздо ближе, на окраинах балканской и малоазийской Греции, и чаще всего как раз у входов в «ближние» проливы[88].

Если взять район Черного моря, то уже вход в него воспринимался до освоения Черного моря колонистами как выход в потусторонний мир[89]. С таким представлением согласуется и помещение при входе в Черное море губительных мифических движущихся скал Планкты (или Симплегады или Кианеи), знаменующих выход в Океан, и страны живущих на берегу Океана киммерийцев, где никогда не бывает солнца и где Одиссей нашел вход в Аид, и острова Левки (= Острова Блаженных), где Ахилл — владыка мертвых — жил после своей смерти под Троей, и Таврики (Крыма), где было местопребывание принесенной в жертву Агамемноном Ифигении, получившей, как и Ахилл, бессмертие и превратившейся в Гекату — богиню смерти, тесно связанную с миром мертвых