Куда плавал Одиссей? О географических представлениях архаической эпохи - [6]
В книге Хайнца Варнеке опубликована близкая нашей карта географического горизонта «Одиссеи»[61] (см. илл. 9), на которой изображены те же, что у нас, открытые незамкнутые очертания проливов, но в которой не сделан следующий логический шаг — соединить через них Средиземное море с Океаном.
Ближе всех к нашей карте стоит «Гомеровская картина мира», изготовленная Вильгельмом Дёрпфельдом[62] — здесь все заливы, кроме Отрантского, ведут непосредственно в окружающий Океан, при этом, правда, все путешествие Одиссея помещено в Западное Средиземноморье (см. илл. 10).
Констатация того, казалось бы, простого и очевидного факта, что проливы соединяют Средиземное море с Океаном[63], приводит к важным выводам космологического, географического и мифологического порядка, о которых в дальнейшем пойдет речь.
Соединение Средиземноморья с Океаном через реки и проливы постулировалось тем, что, как мы видели выше, во времена Гомера греки полагали, что все реки ойкумены, как и моря, были детьми единого родителя — Океана — и имели в нем свои истоки. В ранней греческой традиции египетский Нил и скифский Танаис-Дон, как и колхидский Фасис, разделявшие материки, мыслились вытекающими из мирового Океана, что определялось умозрительной космологической моделью, представляющей Землю окруженной Океаном[64]. Даже Дунай каким-то образом мог впадать в Океан, если верить Диодору Сицилийскому (V, 25, 2: «Самыми большими из рек, впадающих в Океан, считаются Данубий и Рейн…»)[65] и Аполлонию Родосскому, который в своей «Аргонавтике» называет реку Истр «великим рукавом Океана» (Arg. IV, 282: ύπατον κέρας Ώκεανοΐο), и это также связывает плавание аргонавтов по Дунаю с океаническими путешествиями (см. об этом ниже в Главе 8).
Глава 5.
Великие средиземноморские проливы как выходы в Океан
Посмотрим теперь, насколько античные свидетельства подтверждают, что выходы из «внутренних» проливов могли восприниматься гомеровским греком как соединение с окружающим ойкумену Океаном. По мере освоения ойкумены некоторые проливы действительно оказались проходами в Океан, а некоторые оканчивались «тупиком» или были «внутренними» проливами, и, если на западе Нашего моря это стало ясно довольно быстро (Гибралтар вел в Океан, Сицилийский и Мессенский проливы оказались «внутренними», а Отрантский пролив не вел никуда, будучи началом большого залива — Адриатики), то на востоке, в районе Черного и Азовского морей, процесс физического и ментального освоения проливов шел долго и противоречиво. Априорные космологические и мифологические схемы, в рамках которых древний грек видел вселенную и ойкумену, долго не давали ему возможности «смириться» с географической асимметрией.
Особенно ярко представление о проливе, ведущем в Океан, проявляется в отношении Черного моря (оно же Понтийское море и Понт Эвксинский). Так, Страбон пишет (I, 2, 10):
В гомеровскую эпоху Понтийское море вообще представляли как бы вторым Океаном и думали, что плавающие в нем настолько же далеко вышли за пределы обитаемой земли, как и те, кто путешествует далеко за Геракловыми Столпами. Ведь Понтийское море считалось самым большим из всех морей в нашей части обитаемого мира, поэтому преимущественно ему давалось особое имя «Понт», подобно тому как Гомера называли просто «поэтом». Может быть, по этой причине Гомер перенес на Океан события, разыгравшиеся на Понте[66], предполагая, что такая перемена окажется по отношению к Понту легко приемлемой в силу господствующих представлений.
На основании подобных текстов современные исследователи приходят к выводу, что до VII в. до н. э. Черное море воспринималось греками как часть Океана, собственно, его залив[67].
Есть и еще одно свидетельство того, что Черное море понималось изначально как часть Океана и считалось, что Северного моря можно достичь водным путем из Черного моря. Я имею в виду весьма древнюю традицию, согласно которой Меотида (Азовское море) воспринималась как часть Внешнего (в данном случае Северного) океана[68]. По мере освоения Черного моря в результате Великой греческой колонизации стало ясно, что это — замкнутое море, напрямую не связанное с Океаном. Тем не менее попытки «связать» его с Океаном не прекращались на протяжении всей античности. Об этом свидетельствует, например, перенос названия Боспора (Фракийского) на Керченский пролив (Боспор Киммерийский); пролив, который должен был соединять Наше море с Внешним океаном, таким образом, отодвигался за Черное море, а его функция — служить границей между этим и потусторонним миром — передавалась новому, имя которого оказывалось связанным с киммерийцами, в чьей стране, как мы видели, локализовался вход в Аид[69].
Так, в «Перипле Эритрейского моря» (60-е гг. I в. н. э.) прямо сообщается, что «лежащее около Каспийского моря Меотийское болото изливается в океан» (64: ή παρακειμένη λίμνη Μαιώτις εις τον ώκεανον συναναστομοΰσα)
