Кублерос - [48]

Всю последующую неделю дни слились с ночами. Было не важно – светло вокруг или темно, шумно, или тихо. Рассказывая Снекриту об этом времени, Грохан слукавил. Перед тем памятным днем была еще и ночь, за которую он умер около двадцати пяти раз, и всю неделю Запас тратился столь проворно, словно Грохан хотел наверстать упущенное за все двадцать лет своей спокойной непоколебимой жизни.

А потом… Лилианна просто уехала. Все к лучшему. Абсолютно все.

Грохан вздохнул, выбираясь воспоминаний. Возможно, виной тому было чересчур яркое солнце за окном и слишком звонкий смех, которые из-за него доносился.

Снекрит покосился на него.

– Чем вздыхать, протер бы лучше пыль. Сегодня твой черед, не забыл?

– Что Вы, конечно же нет.

Встав и протерев пыль, Грохан вдруг подошел окну.

– Пойду прогуляюсь.

– Как знаешь. Слишком хорошая погода для прогулки без риска. К тому же ты и так вытер пыль – полежал бы лучше, чем еще зря ходить.

– А я все же выйду.

– Придешь – полы помоем. – и Снекрит задремал, сидя в кресле.

Грохан надел старые башмаки и вышел. Идя по залитой солнцем брусчатой улице, он думал о том, как же все-таки нелепо устроен мир. Если бы он только знал, что такие мысли время от времени посещают каждого жителя любого мира.

Его отвлекла парочка, которая ворковала на скамейке неподалеку.

– Вот, опять… Кай, ты меня скоро вконец убьешь!

– И не раз… А я уже мертв… почти. Вот, все. – парень, которого звали Кай, закрыл глаза и притворно распластался по скамье. Девушка его испуганно затрясла. Парень сразу отмер, обнял ее и засмеялся. Смеялся долго: весело, заразительно и раскатисто.

«Счастливые Запас не ощущают» – вдруг вспомнил Грохан известную поговорку. Удивительно то количество деталей, в которых наши миры похожи. Да и по сути, различий мало.

Подумаешь, Запас… Нашли, чем удивить.

7. Память

1.

Холодно. Холодно и обидно, стоит только подумать, что где-то дует теплый ветер, а сверху светит солнце. У нее же над головой просто сеть, сплетенная из обычной бечевки – через квадратики, образовывавшие сетку, виднелось хладно-белое небо, из которого иногда – раз-два в сутки, падал снег, большей частью оставаясь на сети. Снег всегда попадал и в яму, в которой она сидела и приходилось его утаптывать, чтобы не ходить по колено в холоде. Хуже приходилось позже, в те редкие утренние часы, когда солнце все же показывалось на небе, чтобы дать земле хоть какие-то частицы тепла. В это время снег таял. Вода впитывалась в землю около часа, вынуждая забираться с ногами на стул и пережидать этот неизбежный потоп.

Ее одежда уже в первые дни стала больше похожа на несколько слоев грязной грубой ткани, которая висела на теле, почти не защищая его и не согревая. Потом, пару раз вымокнув и промерзнув, она просто стала распадаться по швам. В итоге, всю последнюю неделю она сидела на дне ямы полностью нагая, дрожа от холода.

Но и это было не так страшно. Если верить тому, кто иногда приходил на край ямы, чтобы бросить ей немного хлеба и пропитанную водой губку с ладонь размером, скоро солнце вовсе прекратит появляться на небе и вся округа погрузится в ночь – а та ночь продлится около полугода. В этой ночи не будет тепла и света, а только темень, холод и страх.

Сегодня фигура, распахнув край сетки и скинув вниз обычную еду и губку с питьем, вдруг наклонилась опять, подняла какой-то рулон и бросила его в яму. Это оказался широкий кусок грубой ткани из шерсти неизвестного ей животного. Развернув ткань, она закуталась в нее с головой, став больше похожей на куколку бабочки.

Тот, кто скинул ткань, посмотрел на нее, усмехнулся и запахнул край сетки обратно.

2.

Она не помнит как попала сюда. Просто однажды утром проснулась и обнаружила, что постель ее слишком холодна и тверда для того, чтобы называться постелью. Открыла глаза, увидела уходящие вверх земляные стенки ямы и… сеть, и только за ней – небо.

Небо в сеточку… Холодное, и совсем без солнца.

Основание ямы было бесформенным – было не похоже, чтобы копавший ее слишком сильно заботился о форме ямы. По ней можно было пройтись – три шага вдоль и два поперек. Высота ямы была метров 10 – не допрыгнуть, не долезть. Стенки ямы из сыпучей земли, которая рушилась при попытке ухватиться за нее, или сделать хоть какие-то подобия ступенек. В первый день она пыталась рыть – но это тут же было замечено. Сверху послышались недовольные выкрики. Потом сетка открылась и сверху сбросили змею.

Она около десяти часов просидела на стуле, в паническом полубреду, без движения, смотря. как по полу извиваются кольца. Змея – несколько метров в длину и шириной в кисть руки – не останавливалась ни на секунду, все отмеряя и отмеряя дно ямы – казалось, что змея застилает его полностью. А она сидела и боялась даже начать думать о том, что будет, когда змея проголодается, или хотя бы поднимет два сверкающих в темноте глаза на уровень чуть выше земли и заметит ее – сидящую на стуле всего в полметра высотой.

Потом ее сознание совсем истощилось и просто отключилось – а когда она проснулась, или же лучше сказать: очнулась, то обнаружила, что ее руки все так же судорожно сжимают спинку стула – и она сидит на нем тем же дрожащим комочком. Змея исчезла. Послышался шорох сетки и сверху прилетели два куска куска хлеба и мокрая губка.