Куафёр из Военного форштата. Одесса-1828 - [15]
Исключение составлял второй лакей. Посреди ночи он услышал шевеление за стеной в барской комнате. Опасаясь, что у Абросимова болезненный приступ, хотел зайти к нему в спальню. Но она оказалась закрыта изнутри. Ничего необычного в этом также не было. Но слуга всё же постучал в дверь, спросив, не нужно ль чего? На что получил хорошо знакомый в доме ответ: «Пшел вон!» И отправился по указанному адресу — досыпать на своей узкой лежанке.
Когда поутру Абросимов не вышел из своей комнаты, это тоже не было чем-то неестественным. Он давно уже объединил свою спальню с кабинетом и библиотекой. Поэтому, хандря, мог долго читать или сидеть за рабочим столом. Погода в начале дня стояла тихая, безветренная. А после полудня поднялся ветер. И тогда дворник, прибиравшийся во дворе (но не сильно, этак слегка — чтоб не чрезмерно нагрешить в воскресенье), вдруг заметил, что одна створка окна в спальне настежь открылась. В погоду, еще прохладную, это было необычно. Тогда начали стучать в дверь, звать хозяина. Но он не откликался. Лишь после этого решились выломать дверь — и увидели картину страшноватого вида. Из-за того, что тело барина выглядело столь неприглядно, а также из-за открытого окна заподозрили, что смерть могла быть насильственной, а не естественной (хотя, «Бывает ли смерть естественной?» — задался философским вопросом Горлис, услыхав это). В целом никто из говоривших друг другу не противоречил, что свидетельствовало в пользу правдивости их показаний.
Выслушав всё, Горлис вернулся в спальню и внимательно оглядел ее. Никаких подозрительных деталей или обстоятельств не нашел. Разве что отметил крючки, закрепленные на стене над рабочим столом. Должно быть, для ключей или важных бумаг, кои на них можно наткнуть, дабы не забыть про что-нибудь. Забавная затея, можно будет и себе такое сделать… Выглянул во двор. Высоковато, но не так чтоб угрожающе. Решился на небольшой эксперимент. Вылез наружу и присполз вниз, держась за наличник с внешней стороны одними только руками. Потом оттолкнулся от стены ногами и спрыгнул, пружиня всеми подразделениями тела, чтоб смягчить удар, чему учил его всё тот же Видок. Ничего, не страшно. Пятки, правда, немножко «забил», но не покалечился. И, пройдясь туда-сюда, вроде бы «разошелся».
Но тут мелькнуло предположение! Вновь сказал развести всех по разным комнатам. И у каждого отдельно выспросил, не заметили ли они — может, у кого-то из домочадцев с утра походка оказалась непривычной? Увы, ответ у всех был отрицательным… Тогда еще напоследок уточнил, когда празднично ужинали, не было ли у еды какого-то непривычного привкуса? (Уж больно крепко все спали, может, снотворное кто подсыпал?) И тут — ничего интересного в ответ: обычная еда, хорошая, всё вкусно — местная стряпуха готовить умеет. Также велел взять на анализ таблетки, хранившиеся у «медицинского лакея». И сказал Дрымову, чтобы тот обратился с просьбой к врачам городской больницы — дабы осмотрели и если нужно, то хирургически вскрыли тело на предмет отравления.
Поспрашивал также, где в доме хранятся высокие лестницы и прочные веревки. Ему показали одну из хозяйственных пристроек с навесным замком. Ключи от него — у помощника дворецкого. Тот побожился, что дня три не открывал. Похоже, не врет — замок был слегка запыленным.
Вот и всё… Натан попрощался с Афанасием, сказав, что зайдет завтра, а пока-де ему нужно хорошо раздумать по сему делу. Хотя и без того чутье, опыт и вид покойного подсказывали, что Абросимов был убит. Но кому и зачем понадобился такой бессмысленный поступок — порешить тяжелобольного человека, наследники которого живут далеко, а завещание известно лишь самому узкому кругу людей (в честности двух подписывавших его свидетелей Горлис не сомневался, как и в себе самом)?
Когда вернулся домой, уже стемнело. Фина на представлении, а он уж второй день кряду к ней на спектакль не попадает. Сел за рабочий стол, записав на отдельные листки все имевшиеся сведения. Попробовал раскладывать их пасьянсами. Но не больно получалось.
Почитал на ночь дневники Гердера[30]. Книга, давным-давно купленная в Риге да странным образом до сих пор обойденная вниманием. И лег спать, не дожидаясь Фины. Утро вечера мудренее, как говорят русские. А умствования всякого народа ценны и неповторимы, как считал Гердер.
Глава 5
Проснулся рано, разнеженный, в теплых объятиях Фины. Тихонечко встал, оделся и прошел в свой кабинет, прикрыв дверь. Выспался, голова свежая, хорошее утреннее настроение. Вот теперь, пожалуй, можно заняться делом.
Натан начал перебирать пометки после похода в дом на Итальянской улице. Рассортировал их, сложил в логическом порядке. И вдруг остановился. А правильно ли он делает, рассматривая эту историю в отрыве от всего остального? За два дня случилось столь много непонятного и заслуживающего внимания. Нужно всё вместе обдумать.
Итак — первое. Его вызвал генерал-губернатор Воронцов и дал поручение заняться ревизией своей огромной библиотеки, полностью освободив от написания еженедельных записок, освещающих текущую политику на основе пресс-сообщений. При том — ему запрещено писать такие же доклады для Австрийского и Французского консульств в Одессе. Что бы это могло значить?
