Праздник продолжался, и Джамлету приятно было убедиться, что дружинники сумели отстоять пацхи от возбужденной толпы: на них так же, как и вчера, висели нетронутые чурчхелы и початки кукурузы.
Выспавшиеся горожане неторопливо расхаживали по центральной улице поселка, собирались группами и делились впечатлениями о минувшей ночи.
В одной из групп Джамлету Пурцхванидзе послышался недовольный женский голос, и он замедлил шаг. Женщина, возмущавшаяся чем-то, была его знакомая, директор культпросветучилища. Голос ее звучал взволнованно, но чуточку театрально.
— В конце концов, не говоря ни о чем другом, я женщина. К слову сказать, единственная среди них женщина. Но разве они знают, что такое галантность!.. Как можно было разделять гостей! Кто это придумал? Кто додумался до такого? За всю свою жизнь про такое не слыхивала. Да если я соизволю сесть с ними за один стол, пусть они еще порадуются. Вот уж действительно много чести! Скажите, разве я не права?
Вокруг распалившейся директрисы культпросветучилища, заложив руки в карманы брюк, стояли пятеро слушателей, но она обращалась только к одному из них — среднего роста хорошо сложенному седеющему мужчине в костюме букле. Заметив Джамлета Пурцхванидзе, оскорбленная в лучших чувствах дама повысила голос:
— Разве они люди? Неужели они не должны были пригласить туда почтеннейшего, уважаемого Давида? Человек в таком возрасте прибыл на «Платоноба»…
— И уважаемого батоно Кахи, — подсказал ей Джамлет Пурцхванидзе.
— Да, уважаемого Кахи, я совсем забыла! — тут же подхватила дама. — Или вас, батоно Джамлет. Разве вас они не обязаны были пригласить?
Джамлету стало неловко, и он поспешно отошел от громкоголосой особы.
Не пройдя и двадцати шагов, он увидел Артема Хасиа, с озабоченным видом спешащего к нему навстречу.
— Куда ты пропал, человече? — опередил его Хасиа.
— Об этом ты меня спрашиваешь? — Судя по интонации, не оставалось сомнений — Джамлету Пурцхванидзе стоило труда сдержаться.
— Вчера весь день тебя искал — как сквозь землю провалился!..
— Ладно, хватит валить вину на меня. Мы с тобой не дети, все понимаем.
— Клянусь тобой, Джамлет!.. Я остался один. Потом кто-то посадил меня в свою машину. Туда повезли, потом сюда. Я каждого встречного за грудки хватал: Джамлета Пурцхванидзе не видели?
— Где вы ужинали?
— Дома у Сурманидзе. Я так был на тебя обижен, что кусок в горло не шел, ей-богу. Что такое, в конце концов? Неужели не можешь до нас снизойти? Коли уж вместе сюда приехали, так давай и будем вместе. Где хоть ты спал, скажи мне, ради бога?
— А вы где спали?
— Там же, у Сурманидзе. Который теперь час?
Пурцхванидзе глянул на часы.
— Скоро одиннадцать.
— Пошли скорее. В одиннадцать открытие памятника. Ну все, я тебя больше ни на шаг не отпущу… Может, все-таки скажешь, кто тебя вчера похитил из нашей компании.
— Ладно, будет тебе, перестань. Я в какую группу был распределен, в той и находился.
— Что еще за группы? В первый раз слышу. Мне никто о группах не говорил. Когда я один остался, какой-то человек взял меня под руку и предложил сесть с ними в машину. Сегодня, если встречу его, не узнаю. Кажется, заместитель председателя горсовета…
— Можешь думать, что он случайно именно тебя взял под руку… — Эти слова Джамлет Пурцхванидзе произнес не без иронии — подчеркнуто и врастяжку.
Памятник Платону был накрыт легким тюлевым покрывалом.
На помосте, сколоченном рядом с памятником, стояли почетные гости и глухо покашливали в ожидании митинга. Справа от помоста, сложив руки на рукоятках кинжалов и вперив взор в сверкающий горизонт, замер мужской хор.
— Пропустите, пожалуйста, — Артем Хасиа нашел самое слабое звено в кольце зрителей и под недовольное ворчание за руку, как ребенка, провел Джамлета Пурцхванидзе.
Они обошли помост сзади и, несмотря на энергичный протест последней цепочки дружинников, присоединились к почетным гостям.
Митинг начался.
Становилось жарко. Солнце припекало не по-осеннему горячо, и усталые физиономии почетных гостей медленно, но заметно краснели.
Джамлет Пурцхванидзе почувствовал, что жилка у него на лбу забилась как-то слишком уж сильно и внятно, и со страхом подумал: «Эге, как бы удар не хватил! Еще стану единственной жертвой праздника „Платоноба“. То-то будет разговоров…» Сначала он закрылся от солнца растопыренной пятерней, а потом сложенным вчетверо носовым платком. Но, увидев недовольные и строгие взгляды стоящих вокруг мужчин, яснее любых слов говорящие: «Если не хватает выносливости, незачем лезть в президиум», — он незаметно попятился, отступил в последний ряд, грузно спрыгнул с помоста и встал неподалеку под красивой, раскидистой липой.
— Осторожно! Не заденьте ногой! — послышалось сверху. Глянув туда, он обнаружил на липе телекамеру, а рядом с ней мужчину тяжелой весовой категории, с которого в три ручья тек пот.
— За что не задеть ногой? — тоном примерного ученика спросил Джамлет.
— За кабель! — откликнулось сверху несколько голосов.
После окончания митинга Джамлет Пурцхванидзе, боясь опять потерять в толпе Артема Хасиа, поспешил к помосту и помог сойти с него одуревшему на солнцепеке другу.
