Кто вы здесь, в Америке? - [57]
Так что вопрос с гражданством для себя оставляю на потом. Несколько раз слышал, что возможно двойное гражданство, но, опять-таки, как-то полуофициально.
Пока никто меня не торопит, никто не под-талкивает. И грин-карты пока вполне достаточно. Никакого ущемления в правах я не испытываю. Право голосовать? А зачем оно мне? К сожалению, в миф о демократическом устройстве общества и власти народа я не верю (ни в каком варианте - ни в американском, ни в российском, ни в японс-ком....) Рад бы, но не получается. Я горжусь тем, что научился выслушивать (не усмехаясь и, даже, не моргнув глазом) провозвещения о свободе и де-мократии. Ни словом, ни жестом не покажу гово-рящему, что я о нем думаю. Веришь - молодец. Ве-руй, и воздастся тебе по вере.
Итак, избирать я не рвусь. Быть избранным - тоже. А кроме этого других особых преимуществ в гражданстве не вижу. Ну, разве, возможность, при-жав руку к груди, заголосить американский гимн.... Так я слов не знаю.
С мелодией проще - это мелодия нашей пес-ни "Хаз-Булат удалой, бедна сакля твоя". А слов не знаю. Не знаю, не выучил еще.
Вот так-то.
Миннесота
Декабрь 2003 г.
Багамы
Плавно скольжу в прозрачной теплой воде над зеленым полем. Глубины нет никакой - еле хватает, чтобы не бороздить животом по дну. Но встать и пойти нельзя: во-первых, эта трава (именно трава, потому что на водоросли она совсем не похожа) составляет пищу кораллов, и хо-дить по ней запрещено. А во-вторых, на дне можно запросто напороться на какую-нибудь гадость вро-де морского ежа. Я, естественно, не знаток фауны тропических морей. Поэтому, может это и не ёж, а что-то еще. Но по виду именно ежик - круглый шар с колючками. Есть и еще одна тварь - просто пучок длинных черных игл, торчащий из расщелин в кам-нях, но это уже там, где поглубже. Хозяина игл я не видел, да особенно и не рвался. Уж больно зло-веще эти черные пучки выглядят.
Так что, мы плывем. Время от времени по-ворачиваю голову и сквозь стекло маски ищу взглядом сына. Вот он - в красивом серо-черном гидрокостюме.
Трава заканчивается. Пошла местность не-привлекательная - серая пористая поверхность ри-фа с торчащими кустами кораллов. Сейчас время отлива и воды еле хватает, чтобы плыть. Здесь нужно быть особенно осторожным - среди черных, фиолетовых и коричневых веток кораллов и плю-мажей водорослей много желто-оранжевых кустов огонь-коралла. Мы с Яшкой уже попробовали его действие, когда в первый раз плавали за риф. Сын зацепил его рукой, а я и руками, и ногами. Печет, как крапива. Собственно, из-за этого я и взял Яшке гидрокостюм напрокат. В принципе, он ему осо-бенно не нужен. Одиннадцатилетнему сыну легче проскальзывать между кораллами, чем мне. Да и костюм дает лишь относительную защиту. Большая часть рук и ног все равно открыта. Но для маль-чишки важно, что он в костюме.
Неожиданно справа меня обгоняет здоровая барракуда. Однако! До сих пор барракуд мы виде-ли только на глубине и совсем небольших, меньше метра. Эта же угрюмая скотина длиной метра пол-тора, может чуть поменьше. Поджарая, с нагло выдвинутой вперед нижней челюстью, тварь исче-зает так же быстро, как появилась..
Барракуда - морская щука. Внешне прак-тически от речной сестры не отличается, только окраска другая, светло-серая с темными полосами. Ну, и размеры, естественно. На нас они внимания не обращают, хотя большие барракуды более аг-рессивны, чем акулы, а по общему итогу нападе-ний на людей - и более опасны.
Хорошо, что Яшка эту не видел. Я не хочу, чтобы сын испугался.
Впереди кромка рифа. Скала обрывается вниз на глубину метров пяти. Вода потрясающей прозрачности. Какое-то время просто висим в над дном в теплом океане, рассматривая рыб. Яркое солнце припекает спину. Поднимаю голову над во-дой и смотрю в сторону берега. Там полоса белого песка и пальмы на ветерке колышутся. А на паль-мах гроздьями кокосы.
Рай земной, только название у этого места немножко грустное - Риф мертвеца, Deadman"s Reef. Так ведь здесь мертвецов было в достатке. В этих краях разворачивались приключения, которы-ми я зачитывался в детстве. Остров был открыт Ко-лумбом. А потом кого только черти вокруг этих пальм не носили! Испанцы и флибустьеры, англи-чане и букканиры, голландцы, французы и просто морские бандюги невыявленной масти.
Здесь брел по песчаному берегу Робинзон Крузо в высокой меховой шапке, с мушкетом на одном плече и попугаем на другом. А если не здесь, то на соседнем острове. Именно такие паль-мы и заросли были на иллюстрациях этой любимой книги моего детства.
Соседний пляж называется веселее - Paradise Cove. Вчера Света рассказывала водителю автобуса о том, где мы провели день, и образовала из этих двух названий самое, по-моему, удачное - Deadman's Paradise. Пристойно и жизнеутверждаю-ще. Чудесная топонимическая находка.
Завтра Рождество. В Миннесоте снег и мо-роз. Но это от меня сейчас очень далеко. Заботы, счета, работа, суета - в другом мире, из которого я удрал. И, главное, никакими телефонами меня не достать; мобильники заботливо выключены и ос-тавлены дома. Впереди еще четыре дня в раю. Из всех забот актуальна одна - решить, на каком пля-же мы проведем этот день.
В этом сборнике собраны воспоминания тех, чье детство пришлось на годы войны. Маленькие помнят отдельные картинки: подвалы бомбоубежищ, грохот взрывов, длинную дорогу в эвакуацию, жизнь в городах где хозяйничал враг, грузовики с людьми, которых везли на расстрел. А подростки помнят еще и тяжкий труд, который выпал на их долю. И красной нитью сквозь все воспоминания проходит чувство голода. А 9 мая, этот счастливый день, запомнился тем, как рыдали женщины, оплакивая тех, кто уже не вернётся.
Кто она — секс-символ или невинное дитя? Глупая блондинка или трагическая одиночка? Талантливая актриса или ловкая интриганка? Короткая жизнь Мэрилин — сплошная череда вопросов. В чем причина ее психической нестабильности?
На основе документальных источников раскрывается малоизученная страница всенародной борьбы в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны — деятельность партизанских оружейников. Рассчитана на массового читателя.
Среди деятелей советской культуры, науки и техники выделяется образ Г. М. Кржижановского — старейшего большевика, ближайшего друга Владимира Ильича Ленина, участника «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», автора «Варшавянки», председателя ГОЭЛРО, первого председателя Госплана, крупнейшего деятеля электрификации нашей страны, выдающегося ученогонэнергетика и одного из самых выдающихся организаторов (советской науки. Его жизни и творчеству посвящена книга Ю. Н. Флаксермана, который работал под непосредственным руководством Г.
Дневник, который Сергей Прокофьев вел на протяжении двадцати шести лет, составляют два тома текста (свыше 1500 страниц!), охватывающих русский (1907-1918) и зарубежный (1918-1933) периоды жизни композитора. Третий том - "фотоальбом" из архивов семьи, включающий редкие и ранее не публиковавшиеся снимки. Дневник написан по-прокофьевски искрометно, живо, иронично и читается как увлекательный роман. Прокофьев-литератор, как и Прокофьев-композитор, порой парадоксален и беспощаден в оценках, однако всегда интересен и непредсказуем.
Билл Каннингем — легенда стрит-фотографии и один из символов Нью-Йорка. В этой автобиографической книге он рассказывает о своих первых шагах в городе свободы и гламура, о Золотом веке высокой моды и о пути к высотам модного олимпа.