Кто в армии служил, тот в цирке не смеется - [5]

«Съесть это невозможно, — подумал Саня, взглянув на конспект, и послушно понёс его преподу. — Теперь точно выгонят, не рисовать же на ходу Венере купальник!»

Преподаватель долго смотрел на рисунок, а потом сказал:

— После лекции все свободны, а вас, Штирлиц, — преподаватель указкой показал на Саню, — я попрошу остаться!

«Отыгрался кот на скрипке, не пожрёшь теперь сметаны! — мысленно сказал Белозёров и тут же себя успокоил: — Ничего, надо ведь кому-то и в армии служить. Так что придётся продолжить военную династию».

Когда все покинули аудиторию и преподаватель остался с Белозёровым один на один, он опять достал Санину тетрадь и вновь, как в первый раз, стал внимательно разглядывать рисунок злополучной Венеры.

— Ты что делаешь в нашем техникуме, Белозёров? — тихо спросил преподаватель «распространения радиоволн».

— Учусь… — боязливо сказал Саня, готовясь к самому худшему.

— Зачем?

— Мама хочет, чтобы я стал связистом, говорит, что сейчас это самое перспективное направление. Всегда можно найти работу.

— Не слушай маму и бросай ты всё это! Лучше быть плохим художником, чем плохим связистом. Я сам творческая личность, в ансамбле на гитаре играл. Знаешь, Белозёров, как я играл! — преподаватель мечтательно закатил глаза. — Тоже послушал маму, и что получилось? Вместо того чтобы писать музыку, учу вас, дураков, всякой хрени! На, забери свою тетрадь и никому больше не показывай, а над моими словами подумай!

Задумавшись о чём-то своём, преподаватель вдруг сорвался с места и быстрыми шагами вышел из аудитории.

Об этом разговоре Белозёров никому ничего не рассказал, отделавшись дежурной фразой: «Повезло, он никому докладывать не будет. Простил».

После их разговора преподаватель «радиоволн», всякий раз входя в аудиторию, всегда задавал один и тот же вопрос: «Белозёров здесь?» — и, получив утвердительный ответ, неизменно говорил: «Ну и дурак!»

Все присутствующие в аудитории ничего не понимали и недоумённо смотрели сначала на преподавателя, потом на Саню.

На техникумовских вечерах Белозёров пел в качестве солиста в ансамбле, созданном студентами техникума. Сане даже предлагали тогда заняться пением профессионально. Ансамбль назывался «Интерина», и песни они тогда исполняли разные. Смешно сказать, но «иностранные» песни из репертуара запрещенных тогда «Битлов» приходилось петь, спрятавшись за занавесом, во избежание всякого рода инцидентов с начальством. Типа, никто никого не видит и поэтому не знает, кто поёт, и как бы непонятно, кого наказывать. Вот как витиевато получилось, но это истинная правда.

Однажды Саня вышел на сцену с собственной песней:

Летний дождь стучит по крышам,

По стеклу слезинки льются,

И о чём ты плачешь, дождик,

Знаем только ты да я.

И живёт на свете чудо —

Эта розовая птица,

Эта розовая птица,

Под названием любовь.

За горами, за долами,

Обручилась ночка с утром.

Сколько дней гуляли свадьбу,

Знаем только я и дождь.

И живёт на свете чудо —

Эта розовая песня,

Эта розовая песня,

Под названием любовь.

Все ручьи стремятся к речке,

А река впадает в море,

И от этого хочу я

Превратиться в летний дождь.

И когда-нибудь ты в море

Окунёшь свои ладони,

И тогда к ним прикоснусь я

Своей хладною рукой.

Летний дождь стучит по крышам,

По стеклу слезинки льются,

И о чём ты плачешь, дождик,

Знаем только ты да я.

И живёт на свете чудо —

Эта розовая птица,

Эта розовая птица,

Под названием любовь.

Песню приняли на «ура», хоть и была она, как определил сам Белозёров, «из дворового репертуара». Но говорят, что некоторые девчонки даже плакали при её исполнении… А ребята переписывали слова и пели на разных посиделках. В общем, песня «ушла в народ».

Потом, много лет спустя, Белозёров узнал, что эту его песню исполняет один знаменитый российский певец, выдавая Санины стихи за стихи другого поэта. Ну да бог с ним, пусть живёт и поёт, как ему позволяет совесть…

Телецентр

«Неужели опять опаздываю?» — Белозёров, как мог, ускорял шаг, но идти вверх по склону сопки Варничной было нелегко, очень уж крутой подъем. Там, на самом верху, располагается Мурманский телецентр, где теперь Саня работал техником АСК, что в переводе на нормальный человеческий язык означает — аппаратно-студийный комплекс.

Белозёров взглянул на руку, где должны были быть часы, и опять подумал: «Ну вот, ещё и часы забыл дома. Неужели опять опаздываю? Ведь точно опаздываю, а ноги уже не бегут. Неужели опаздываю? У-у-у?»

А опаздывал он практически каждый день…

Наконец, махнув удостоверением перед носом сонного охранника у входа на территорию телецентра, Белозёров подбежал к большому зданию, где располагалась центральная студия.

Второй охранник находился внутри здания. Опять взмах корочками удостоверения — и бегом на второй этаж! Ну вот, ещё один пролёт лестницы, потом направо, и Саня почти на месте. И если его никто не заметит, значит, он и не опоздал! Вот и славно, трам-пам-пам!

Белозёров практически взлетел на площадку второго этажа и с ходу наткнулся на толпу народа. Здесь собралась добрая половина телецентра. Начальник зала передатчиков, Степаныч, мужчина небольшого роста и достаточно плотного телосложения, внимательно посмотрел на часы на своей пухлой руке и произнёс: