Кто твой враг - [49]

Шрифт
Интервал

, больше они о ней ничего не знали и знать не желали. Не мог Хейл также представить себе, каково это — жить в Лондоне.

Канадцы приезжали покорять. Они были блудными отпрысками жестоковыйного отца. И, возвращаясь домой, не ожидали, что отец так одряхлеет, пока они благоденствовали за морями. Они не могли поверить, что остров остался великим лишь в воспоминаниях или сантиментах. Их выбор — уехать не в США, а в Англию, где на улицах кишмя кишат поэты, — свидетельствовал о некой высоте духа, поэтому они ужаснулись, обнаружив, что эта страна несравнимо более прагматична, нежели их собственная, где все, что тебе принадлежит, — не награда за целеустремленный труд, а функционально и изначально твое. Они не могли поверить, что опоздали с приездом.

Норман посмотрел на часы и снова прикинул, куда бы он мог пойти.

Я — изгой, подумал он. У меня больше нет друзей. И засмеялся над собой. Еще несколько дней, и все уляжется, подумал он. Все образуется.

Вышел из такси на Керзон-стрит, приглядел девчонку. И повел ее в небольшую гостиничку.

XXI

А у Винкельманов этим вечером заваривалась каша. Был здесь Чарли, был и Хортон. Хортон только что вернулся из поездки по странам народной демократии.

— Они знают, какая истерия царит в Штатах, — сказал он. — В Будапеште потрясены тем, как ФБР удалось околпачить американцев.

Белла разносила закуски.

— Меня снова и снова спрашивали, почему такие люди, как я, уезжают из Штатов. Я сказал, что там сейчас невероятный поворот к конформизму: в красные могут записать только за то, что не ходишь в церковь. Размах и успех охоты за ведьмами их поразил. Но когда я объяснил, что доносчики в большинстве своем психопаты и возможности увидеть лицом к лицу того, кто тебя обвиняет, нет, до них что-то начало доходить.

Хортон — ему предстояло в девять тридцать выступить в Обществе англо-венгерской дружбы — ушел рано. Едва за ним закрылась дверь, оставшиеся принялись за дело.

Борис Джереми попал в беду.

Импозантный, обходительный Борис Джереми, пока его не вызвали в Комиссию, шел в Голливуде в гору. На слушаниях вышло наружу, что Джереми не только вносил деньги в фонд помощи Испанской республике, но что его свойственник погиб под Гвадалахарой[109], мало того, жена Джереми состояла в ЛКМ[110]. После чего Джереми был вынужден уехать в Англию. Здесь после долгой и упорной работы он снова пошел в гору, но на прошлой неделе, когда — после нескончаемых переговоров — контракт на первую в его жизни крупнобюджетную картину для Британской студии был уже на мази, сделку неожиданно и без объяснения причин отложили. А сегодня утром у него аннулировали паспорт и предложили в течение полутора месяцев вернуться в США. Но никакой работы, если только он не согласится стать «дружественным свидетелем»[111], ему там не видать. А у Бориса Джереми жена и трое детей.

Сонни Винкельман растерянно вертел в руках стакан.

— Чарли, расскажи им то, что рассказал мне, — попросил он.

Чарли замялся.

— Да ладно. Не смущайся.

— Карп сказал мне, притом совершенно недвусмысленно, что Норман умственно нестабилен.

— А ну повтори, — сказал Боб Ландис.

— А ты знаешь, сколько раз лазили Прайсу в голову в госпитале? — спросил Грейвс.

— Нет, — сказала Боб, — а ты?

— Чарли, продолжай.

— Карп говорит, Норман считает, что жизнь его прошла впустую — это его слова: протестовал, негодовал, и добро б еще было ради чего. По его словам, нашу борьбу за Розенбергов запятнал тот факт, что мы закрывали глаза на несправедливости другой стороны, притом куда более страшные.

— Он что, троцкист?

— Откуда мне знать?

— Слушай, а какие все-таки у Нормана взгляды?

— Чарли?

— Не знаю. Теперь уже не знаю.

— Он вроде бы недавно ездил в Испанию? Я что хочу сказать, если он тратит доллары во франкистской Испании…

Ландис хищно улыбнулся.

— А что, позовем его сюда, — сказал он, — и пусть он расскажет, какие у него взгляды.

Однако его шутку не поняли.

— Что еще, Чарли?

Чарли ерзал на стуле — ему было не по себе.

— Расскажи, что ты рассказал Сонни, — попросил Грейвс.

— Это сугубо личное дело.

Винкельман объяснил.

— Я купил у Чарли сюжет — премилую комедию — и подрядил Нормана подправить там-сям диалог. А сегодня утром Чарли врывается ко мне и говорит, что не желает иметь к картине никакого отношения. И это, учтите, уже после того, как картина запущена в производство. Говорит, что вернет мне деньги, и пусть в титрах автором значится Норман — так он решил.

— Тут и еще кое-что замешано, — не слишком решительно возразил Чарли. — Есть и другая причина.

— Да ладно. — Винкельман хлопнул Чарли по плечу. — Будет тебе защищать Нормана. — И рассказал, как обстояло дело с «Все о Мэри». — Они старые друзья, — сказал он.

— Поэтому-то я и хочу снять свое имя с титров, — сказал Чарли.

— Вот что значит стойкость.

— Господин председатель, — начал Боб, язык у него заплетался. — По порядку ведения собрания…

Джереми стукнул рукой по столу.

— Дошло, — сказал он. — Я вычислил, почему Норман хотел скрыть от Чарли, что он работает над его сценарием. Он боялся, что Чарли никогда не согласился бы — не такой он человек — работать с осведомителем.

Чарли вскочил.


Еще от автора Мордехай Рихлер
В этом году в Иерусалиме

Замечательный канадский прозаик Мордехай Рихлер (1931–2001) (его книги «Кто твой враг», «Улица», «Всадник с улицы Сент-Урбан», «Версия Барни» переведены на русский) не менее замечательный эссеист. Темы эссе, собранных в этой книге, самые разные, но о чем бы ни рассказывал Рихлер: о своем послевоенном детстве, о гангстерах, о воротилах киноиндустрии и бизнеса, о времяпрепровождении среднего класса в Америке, везде он ищет, как пишут критики, ответ на еврейский вопрос, который задает себе каждое поколение.Читать эссе Рихлера, в которых лиризм соседствует с сарказмом, обличение с состраданием, всегда увлекательно.


Версия Барни

Словом «игра» определяется и жанр романа Рихлера, и его творческий метод. Рихлер тяготеет к трагифарсовому письму, роман написан в лучших традициях англо-американской литературы смеха — не случайно автор стал лауреатом престижной в Канаде премии имени замечательного юмориста и теоретика юмора Стивена Ликока. Рихлер-Панофски владеет юмором на любой вкус — броским, изысканным, «черным». «Версия Барни» изобилует остротами, шутками, каламбурами, злыми и меткими карикатурами, читается как «современная комедия», демонстрируя обширную галерею современных каприччос — ловчил, проходимцев, жуиров, пьяниц, продажных политиков, оборотистых коммерсантов, графоманов, подкупленных следователей и адвокатов, чудаков, безумцев, экстремистов.


Писатели и издатели

Покупая книгу, мы не столь часто задумываемся о том, какой путь прошла авторская рукопись, прежде чем занять свое место на витрине.Взаимоотношения между писателем и редактором, конкуренция издательств, рекламные туры — вот лишь некоторые составляющие литературной кухни, которые, как правило, скрыты от читателя, притом что зачастую именно они определяют, получит книга всеобщее признание или останется незамеченной.


Всадник с улицы Сент-Урбан

Мордехай Рихлер (1931–2001) — один из самых известных в мире канадских писателей. Его книги — «Кто твой враг», «Улица», «Версия Барни» — пользуются успехом и в России.Жизнь Джейка Херша, молодого канадца, уехавшего в Англию, чтобы стать режиссером, складывается вроде бы удачно: он востребован, благополучен, у него прекрасная семья. Но Джейку с детства не дает покоя одна мечта — мечта еврея диаспоры после ужасов Холокоста, после погромов и унижений — найти мстителя (Джейк именует его Всадником с улицы Сент-Урбан), который отплатит всем антисемитам, и главное — Менгеле, Доктору Смерть.


Улица

В своей автобиографической книге один из самых известных канадских писателей с пронзительным лиризмом и юмором рассказывает об улице своего детства, где во время второй мировой войны росли и взрослели он и его друзья, потомки еврейских иммигрантов из разных стран Европы.


Рекомендуем почитать
Железная дорога

Роман номинирован на национальную премию по литературе "Большая книга" 2010-2011гг.


Душечка-Завитушечка

"И когда он увидел как следует её шею и полные здоровые плечи, то всплеснул руками и проговорил: - Душечка!" А.П.Чехов "Душечка".


Розовый дельфин

Эта книга – история о любви как столкновения двух космосов. Розовый дельфин – биологическая редкость, но, тем не менее, встречающийся в реальности индивид. Дельфин-альбинос, увидеть которого, по поверью, означает скорую необыкновенную удачу. И, как при падении звезды, здесь тоже нужно загадывать желание, и оно несомненно должно исполниться.В основе сюжета безымянный мужчина и женщина по имени Алиса, которые в один прекрасный момент, 300 лет назад, оказались практически одни на целой планете (Земля), постепенно превращающейся в мертвый бетонный шарик.


Очень приятно, Ниагара. Том 1

Эта книга – сборник рассказов, объединенных одним персонажем, от лица которого и ведется повествование. Ниагара – вдумчивая, ироничная, чувствительная, наблюдательная, находчивая и творческая интеллектуалка. С ней невозможно соскучиться. Яркие, неповторимые, осязаемые образы героев. Неожиданные и авантюрные повороты событий. Живой и колоритный стиль повествования. Сюжеты, написанные самой жизнью.


Калейдоскоп

В книгу замечательного польского писателя Станислава Зелинского вошли рассказы, написанные им в 50—80-е годы. Мир, созданный воображением писателя, неуклюж, жесток и откровенно нелеп. Но он не возникает из ничего. Он дело рук населяющих его людей. Герои рассказов достаточно заурядны. Настораживает одно: их не удивляют те фантасмагорические и дикие происшествия, участниками или свидетелями которых они становятся. Рассказы наполнены горькими раздумьями над беспредельностью человеческой глупости и близорукости, порожденных забвением нравственных начал, безоглядным увлечением прогрессом, избавленным от уважения к человеку.


Возвращение в Мальпасо

«Возвращение в Мальпасо» – вторая книга петербургского писателя Виктора Семёнова. Она состоит из двух, связанных между собой героями и местом действия, повестей. В первой – обычное летнее путешествие двенадцатилетнего мальчишки с папой и друзьями затягивает их в настоящий круговорот приключений, полный смеха и неожиданных поворотов. Во второй – повзрослевший герой, спустя время, возвращается в Петербург, чтобы наладить бизнес-проекты своего отца, не догадываясь, что простые на первый взгляд процедуры превратятся для него в повторение подвигов великого Геракла.


Дети Бронштейна

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Третья мировая Баси Соломоновны

В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.


Русский роман

Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).


Свежо предание

Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.