Кто-то мне должен деньги - [60]

— В чем дело?

— Черт!

— Да, но что случилось?

— Я подвернула лодыжку.

— О Господи! — Я чуть не застонал.— Ты можешь идти?

— Не знаю.

Я снова посмотрел назад и увидел вдали огонек.

— Постарайся, пожалуйста,— попросил я.— Сюда движется поезд.

33

Мы стояли по колено в снегу рядом с насыпью. Эбби навалилась на меня всем телом. Поезд тащился медленно, он был все еще довольно далеко от нас, и казалось, он никуда особенно не спешит.

Гангстеры спустились с насыпи следом за нами, остановились и, тоже утонув по колено в снегу, глядели на приближающийся поезд. Все четверо стояли с той же стороны от рельсов, что и мы.

У меня окоченели ноги. Эбби выручали ее высокие сапоги, а я до колен был мокрый, выше колен — замерзший, а выше шеи, как это ни печально, не особенно умный. Я совершил непростительную ошибку, отказавшись пойти в бар, откуда я мог бы позвонить в полицию или хотя бы вызвать такси. А теперь мы оказались в темноте возле железной дороги, где эти четверо могли расправиться с нами в два счета, и Эбби, похоже, не в состоянии была сделать ни шагу. Вдобавок ко всему я увидел, что поезд наконец поравнялся с тем местом, где стояли бандиты, и они один за другим стали запрыгивать на него, цепляясь за ступеньки и карабкаясь на маленькие площадки между вагонами.

— Эбби! — закричал я.— Они нас обманули!

Я понял, что они затеяли. Они подъедут сюда на поезде и бросятся на нас. Четверо против полутора — на большее мы с Эбби не тянули. В результате сражения можно было не сомневаться.

— О, Чет! Чет, что нам теперь делать?

Ни на первом вагоне, ни на площадке между первым и вторым не было никого из бандитов.

— Дорогая,— сказал я,— нам тоже придется запрыгнуть на поезд. Это наш единственный шанс.

— Но я не могу ходить!

— Придется. Ну, давай!

Я поволок ее вверх по гравийному откосу и на секунду встретился взглядом с машинистом — он смотрел на нас, вытаращив от изумления глаза. Паровоз прошел мимо, а он все еще выворачивал шею, оглядываясь назад. Потом я увидел вагонную дверь с хромированным поручнем перил, а на следующем вагоне — бандита с пистолетом в руке.

Одной рукой я обхватил Эбби за талию, крепко прижимая ее к себе. Она вцепилась в меня обеими руками, стиснув мне шею. Я чувствовал себя таким же проворным, как каторжник в кандалах, на которого зачем-то надели еще и смирительную рубашку. Но я знал, что, если я сейчас не схвачусь за этот поручень, все закончится очень печально.

Поручень проплыл передо мной. Я протянул руку и крепко схватился за него.

Поезд потащил меня за собой.

Удивительно, как быстро он сразу поехал. Мои ноги волочились по гравию, рука вырывалась из плечевого сустава. Я подтягивался, подтягивался, подтягивался, а Эбби что-то кричала мне в ухо, и наконец мне удалось зацепиться одной ногой за ступеньку и перенести вес на нее. Готово. Я ехал на поезде, стоя на одной ноге, держась за поручень одной рукой, а на шее у меня висела Эбби.

Над ухом раздалось: з-з-з-т.

Этот бандюга, прицепившийся ко второму вагону, стрелял в нас!

— Эбби! — закричал я.— Они стреляют! Прячься между вагонами!

— Как?

— Откуда я знаю? Прячься!

Не знаю как, но она туда забралась. Правда, перед этим она несколько раз ударила меня локтями по носу, целую вечность простояла на моей ноге — на той ноге, которая опиралась на ступеньку,— но все же каким-то образом она залезла между вагонами и теперь стояла там — стояла неизвестно на чем, тяжело дыша, но живая.

И я пока тоже был жив. Раздалось еще несколько «з-з-т» и «пинг», но поезд так качало, что в меня можно было попасть только чудом. Я был двигающейся мишенью, а он был двигающимся стрелком, а так как мы висели на разных вагонах, наши движения были не совсем синхронными.

И все же я не чувствовал себя особенно счастливым, даже несмотря на то, что у гангстера почти не было шансов всадить в меня пулю. Такие игры мне не нравятся. Поэтому я крутанулся на хромированном поручне и присоединился к Эбби.

Там оказалось не особенно уютно: три стены и никакого пола. Вагоны соединялись между собой при помощи перехода-«гармошки», и попасть внутрь мы никак не могли. К счастью, на торцах вагонов оказалось множество всяких ручек и держателей, а снизу — маленький выступ, на котором можно было стоять. Правда, смотреть вниз, на шпалы, мелькающие со скоростью тридцать миль в час, довольно страшно, но я туда почти и не смотрел.

Я больше смотрел наверх. Туда, на крышу вагона, вела железная лестница, и я подумал, что, возможно, наверху мы будем в большей безопасности.

— Подожди тут! Я полезу наверх! — крикнул я Эбби.

Она молча кивнула. Выглядела она неважно, хотя, пожалуй, в этом не было ничего удивительного.

Едва перебирая руками и ногами, я кое-как поднялся по лестнице и на собственном опыте удостоверился, что крыша вагона всегда раскачивается больше, чем пол. На ней было невозможно даже стоять, не то что идти. Я лег на живот. Хотя здесь было холодно и ветрено, хотя мои ноги окоченели, все тело ныло от усталости, хотя меня по-прежнему преследовали вооруженные гангстеры, я почувствовал себя почти счастливым. Я раньше не предполагал, что это так здорово — лежать на животе.