Кто теперь ненормальный? - [4]
Особенно врезалось в память, что каждый сидел на своем привычном месте. Каждую неделю ты был окружен теми же лицами. Такая картина наблюдалась в рабочих клубах. Мы всегда сидели за одним и тем же столом, на тех же местах, как и каждый в комнате. Каждый знал каждого. Если новая семья переезжала в наш район, в течение недели они знакомились с членами всей общины. В сравнении с сегодняшним временем это было невероятно замкнутое общество. Люди жили друг у друга в «кармане». Соседи постоянно выкрикивали кому-то с улицы. Задние двери вообще не закрывались, и каждый знал, что делает другой. Даже выехав в отпуск, вы встречали знакомых, или, по крайней мере, семьи, которые были там годом прежде.
Мы не знали никого, кто бы выезжал за границу. Выезд на неделю в Rhyl или Margate уже считался удачей. Несколько раз выезжали в Торки, это считалось далекая даль. Семьи могли выехать только на неделю, ведь именно столько длился отпуск, поэтому приходилось выбирать не очень отдаленные места. Самое близкое место для отдыха на море был Северный Уэльс.
Моя семья была типичным представителем того поколения рабочего класса. Все, кого мы знали, были счастливы своей доле. Ты имел работу, свой спорт и мог пойти выпить - все составляющие счастья налицо. Каждый в общине чувствовал таким образом, каждый, за исключением меня. Я радовался своему времяпрепровождению, но всегда чувствовал, что предназначен для чего-то ещё. Помню роскошный парк в Саттон Голдфилде, который был окрестностью Бирмингема и куда я однажды попал с дружками. Мы приехали на автобусе, а затем пошли пешком через восхитительный район, где проживали состоятельные люди. Я всегда говорил себе, что когда-нибудь заработаю достаточно денег и куплю один из этих домов. Я так и сделал только много лет спустя.
Когда мне стукнуло восемь, семья переехала из террасного дома в новостройку муниципального владения, которая называлась Бичдейл. Наша улица была назначена к сносу и переехала первой. Дом был крайним и самым ветхим, поэтому и очередь была первой. При расселении никто не думал о сохранении прежнего соседства и растерял многих старых друзей. Для ребенка это не очень хороший опыт. Я остался в той же школе, но вместо пеших прогулок был вынужден совершать длинные путешествия на автобусе каждый день. Новое место находилось на противоположной стороне города, посреди полей и прудов, где можно было ловить рыбу. Позже, мы гоняли по окрестным холмам на мотоциклах. Я знакомился с новой территорией и новыми друзьями. Это был самый волнующий период детства.
Если честно, я не очень бы возражал перейти и в другую школу. Я ходил в английскую церковь и молодежную школу не потому, что родители были очень набожными, просто это была ближайшая школа, по крайней мере тогда. Главным храмом Уоласса была церковь Святого Матфея, и сопряженная с ней школа носила название Синие Мундиры Уоласса. Некоторые ребята были из обеспеченных семей, и фон их жизни вне школы был пугающим. Я никогда не чувствовал комфорта, общаясь с ними. Когда я попадал в их дома на дни рожденья, не мог поверить глазам. Это другой мир. Было тяжело понять почему Некоторые живут так, а мы нет.
Смутно припоминаю, как меня дразнили на детской площадке. Причина – мой рост. Я был крошечный ребенок, физически унаследовал черты матери, которая была маленькой и хрупкой. От отца достались толстые волнистые волосы. Однако меня не очень задирали. Быстро понял, что если можешь насмешить людей, они считают тебя рисковым парнем и оставляют в покое. Это случай, когда мастерство исполнителя идет на пользу.
Я был крещен, как Невилл Джон Холдер и в младших классах получил первое прозвище Невилл зе Девил (чертила). Но, что приклеилось ко мне далее, изобрел малый по имени Джон Робинс. Когда мне было исполнилось семь, он стал называть меня Нодди (кивала). Я точно не могу сказать почему, но полагаю из-за привычки кивать на уроках, вместо ответа «да». Она сразу прилипла ко мне намертво, и я никогда по этому поводу не печалился. Спустя годы, когда я стал известен, кто-то спросил меня об этом. Просто все так меня звали. Только мама, тётушки и учителя звали меня Невилл. Я даже представлялся, как Нодди. Я не выбирал первое или второе, просто стал Нодди.
В школе я постигал жизнь, в том числе и по рассказам Джона Тейлора. Я сидел за ним, на задних рядах. Его отец был руководителем Скаутов, и он сам был в скаутском движении. По этой причине он знал кое-что о сексе. Не знаю почему, но он считался знающим парнем. В те времена не очень-то было принято трепаться об этом. По нынешним меркам парнишки были безнадежно наивны. Мы постигали вещи только по наитию. Родители могли скорее умереть, чем рассказать тебе из жизни пчелок и птичек. Я имел только приблизительное представление обо всём этом, рассказы Джона о деталях отношений повергло в шок. Это отбросило желание присоединиться к скаутам.
В 50-е большинство людей ходили в кино не менее двух раз в неделю. В Уолсалле было 4-5 небольших кинотеатров. Сейчас их нет, только множество за чертой города. Как и все дети моего возраста, я вырос на субботних утренних показах. Я с двумя пареньками с нашей улицы посещал сеансы в 9.30 каждую неделю. Мы смотрели ковбойские фильмы с Hopalong Cassidy или Cisco Кid и, может быть, Flash Gordon в черно-белых оригиналах. Отчетливо помню ранние походы в кино, потому что путь лежал мимо почты. Кроме других вещей, там продавались игрушки, в окне была электрическая железная дорога в полном работающем составе. Ничего подобного я не видел. Мог стоять часами, наблюдая за движением поезда по путям.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.