Кто не знает братца Кролика! - [25]

Ночь была поистине Вальпургиевой! Поначалу Кролик, с его собственных слов, еще пропускал подругу вперед, но потом стало не до учтивости. Он сам закрывался в туалете, как она там ни царапалась и ни билась, и пришлось ей бегать в ванную комнату. Они через каждые пятнадцать минут бегали, потом ползали, а потом обессилели и упали. И животы у них так скрутило, что не было сил даже плакать. Самое страшное – нельзя было вызвать «скорую»: дама была замужней, да и Кролик жил тогда (опять-таки собственные слова) с одним исключительно воздушным созданием, спустившимся с Венеры, которое и не подозревало, что в мире сплошь и рядом возможны само собой разумеющиеся вещи. Весь следующий день любовники пролежали рядком, невинные, словно ангелы, и только молились, чтобы выжить. Кролик и не помнит, как они выползли из квартиры.

Поведав о сокровенном, трепач на спинку стула откинулся и так дружелюбно поглядывает, что злость на него вновь черт те куда улетучилась. Тем более на столик шлепнулась денежная пачка.

– Ваша тогдашняя выручка! – Бретер небрежно, по-господски тасует доли: на эти сокровища можно, по крайней мере, безбедно существовать неделю. – За моральный ущерб! – добавляет к моей еще одну бумажку. Протесты им не принимаются. – Ну, а теперь поддержим товарища! Укрепим его силы, дадим почувствовать: то, что его подкосило, – досаднейшее недоразумение! Как насчет немедленного реванша? – интересуется у поручика. И подводит итог: – Реабилитация попросту необходима! Пусть покажет, на что он способен! Совершит подвиг Геракла, который, как мне помнится, за одну ночь расправился с пятьюдесятью девственницами.

– Да, но где их достать? – волнуется Зимовский.

– Выпишем из Арабских Эмиратов!

Затем обладатель резцов и бесподобной улыбки обводит нас своими довольными глазками:

– В баню, господа! В бурлящую кипятком терму с застольем и, разумеется, с девочками! И не вздумайте отказаться – кровная обида. Скакун ждет у ворот. Неужели иногда не вообразить себя Калигулами, не вскричать, пока рабыни будут делать нам эротический массаж: «После нас хоть потоп!» Римляне знали толк в этом деле!

Я решительно против. Ведь только что был разговор со священником. Дома который месяц на пятой главе томится роменроллановский «Рамакришна». Что стоит распрощаться с Гоморрой? Рухнуть в кресло, расклеить страницы? Когда в последний раз я размышлял о Веданте?

По дороге негодяй Кролик еще больше масла в огонь подливает:

– Сам Дионис сегодня будет витать над нами! Его жрицы искусают нас в порыве своего буйства. Так кого же сегодня выберем первой жертвой их неуемного сладострастия?

Киже вдохновенно сопит.

Портос на сей раз пожелал успехов и величественно распрощался. Мне, поручику и Васеньке приходится ютиться на задних сиденьях: в машине еще один пассажир. Кепи делает его похожим на гвоздь. Кролик товарища не представил – так, намекнул: человек из Москвы. Всю дорогу столичный гость сопит и щелкает резиновым комом. И ведет себя снисходительно, словно Робинзон в кругу Пятниц. А стиснутый нами Киже наглеет с каждой минутой:

– Ничего будут жрицы?

– Друг мой! В твоем положении глупо об этом расспрашивать! – орет Кролик.

Радостно вращая свое колесо, он успевает поведать о том, как однажды успел за пять минут обтяпать двух продавщиц из какого-то лиговского ларька. Поручик и это восторженно проглатывает. Мчимся по Невскому, а Кролик куда ни ткнет пальцем – все там у него либо притон, либо казино со стрип-баром, а то и просто «замечательная для занятий французской любовью проходная». Послушать водителя – место, в котором мы сейчас прозябаем, – сплошная зона разврата, в которой тонут такие островки, как Эрмитаж или Русский музей.

Серебристое авто забыто возле тюремного вида краснокирпичных развалюх. Я страшно жалею, что в очередной раз связался с кидалой, мне совершенно не хочется вакханок, но поручик меня подталкивает. В извилистом, словно кишка, коридоре Кролик по-хозяйски осведомляется насчет пива и веничков. Ему рапортуют о полной готовности. Очередное мое разочарование – простая раздевалка. Два будничных старика – пигментные пятна, студенистые животы – натягивают кальсоны. Все в них дрожит, а над ними дрожит пар.

Московский гость споткнулся об зазвеневший ящик. Простыни ждут посетителей на обыкновенном канцелярском столе.

– Потоп начался! – торжественно объявляет Кролик. – Как там у Шукшина? «Я все здесь пропитаю алкоголем и поселю здесь разврат!»

Голый Киже долго разглядывает собственный пупок, а потом сокрушается:

– Я раньше на самбо ходил. Кубок города по теннису!

Мне за мослы так же стыдно. Даже гусь из Москвы, кажется, застеснялся. Но опять-таки, есть среди нас тот, которому плевать на собственные кости: как ни в чем не бывало похлопывает себя по разным местам и расхаживает гоголем. И первым направляется за обитую рейками дверь.

Бассейн занимает весь зальчик. Киже робко заметил – девочек-то нет.

– Еще раздеваются, – томно предполагает Кролик, нежа тщедушную плоть в теплой водичке. – Это даже к лучшему. Сейчас отмокнем, привыкнем, расслабимся!

От мысли, что сюда залезут еще и голые девицы, меня начинает трясти. Однако поздно: из-за другой двери появились три грации! Плюхаются, белеют их ягодицы. Самая худая