Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды... - [186]

Но здесь все-таки лучше, чем на воле. На воле курил запросто, совсем не ценя этого, здесь же — подумать только, прошло уже целых восемь часов, как он выбрался из предвариловки и ни разу не закурил. Такого на воле не бывало.

На воле и книжку спокойно не почитаешь. Надо постараться получить описание какого-нибудь путешествия. Книги Хедина всегда очень толстые, и иногда в них встречаются картинки с обнаженной женской грудью или ногой — полный порядок.

Щелчок — и в камере вспыхивает свет.

Куфальт вскакивает и вытягивается по стойке смирно. Щелкнула заслонка на глазке, свет из него слепит, и не видно глаз вошедшего.

— Ложитесь, дружище, или, может быть, вам нужна нянька?

— Это было бы славно, господин главный надзиратель, — ухмыляется Куфальт и тут же начинает раздеваться.

— Ладно, доброй ночи.

— Доброй ночи, господин главный надзиратель. И большое спасибо.

Щелчок — и в камере снова темно.

Куфальт прижимается к двери и прислушивается.

Он слышит, как шаги удаляются, затем они раздаются на другой стороне коридора, и вот они уже гремят по лестнице. Горизонт чист.

Он берет свернутую сигарету, спичку — сегодня он еще разок воспользуется спичкой: так удобней, — пододвигает к окну стол, ставит на него табуретку и осторожно взбирается впотьмах наверх. Затем, держась одной рукой за форточку, он зажигает сигарету и выпускает дым в окно.

Господи, до чего же здорово, можно наполнить себе полные легкие. Сигарета в тюрьме — это нечто великолепное, самое приятное на свете!

— Эй, новичок, — шепчет чей-то голос.

— Да? — отвечает он.

— Ты куришь?

— Ты же чувствуешь!

— Принеси мне завтра на прогулку немножко табачку. Я твой сосед слева.

— Посмотрим.

— Нет, ты уж точно принеси. Я расскажу тебе кое-что о надзирателе нашего блока, и ты быстро получишь тепленькое местечко.

— А почему же у тебя его нет?

— О, я через пять дней выхожу на волю.

— Счастливчик. Сколько же ты отмотал?

— На полную катушку — полтора года.

— Полтора года ты называешь «полной катушкой»? Я схлопотал семь.

— Ну, не знаю… Что же ты натворил?

— Ограбил ювелирный магазин Воссидло на Юнгфернштиге. Наверное, уже слышал об этом?

— Черт подери! Тогда семь лет — считай дешево отделался. Тебе что-нибудь перепало?

— Изрядно, я бы сказал.

— Слушай, приятель… — начинает другой.

— Чего еще?

— Если захочешь передать письмо на волю и тебе понадобятся деньги в тюрьме, можешь на меня положиться. Я не проболтаюсь. Не продам легавым, где ты припрятал деньжата…

— Надо подумать.

— Но у меня осталось только пять дней.

— Я успею сказать. За что сидишь?

— Растрата…

— Ну, приятель, и ты хочешь, чтобы я подпустил тебя прямо к своим капиталам?..

— Я же не буду обкрадывать товарища, как ты мог обо мне такое подумать! Этих толстопузых — да, всегда! Но товарища, которому еще семь лет сидеть!.. Так ты дашь мне письма? Деньги-то у невесты?

— Может быть…

— Слушай, товарищ, — настаивает другой, я же могу купить тебе что захочешь. А уж передать тебе все это в кутузку я как-нибудь смогу, не бойся. А табак можешь мне завтра не приносить. У меня табаку навалом. Я просто так сказал, подумал, что ты еще зеленый. Я могу оставить тебе целую пачку табаку и папиросную бумагу. Потом у меня есть еще хороший кусок туалетного мыла. Получишь и его…

— Ладно, спокойной ночи, приятель, — говорит Куфальт. — Я заваливаюсь на боковую. Насчет письма подумаю, утро вечера мудренее.

— Подумай и не связывайся ты здесь с тюремными служащими, эта публика тебя сразу же заложит. Эй, приятель, постой, ты еще здесь?

— Да, но я уже ухожу.

— Сколько денег-то?

— Всего было тысяч пятнадцать. Две или три ушли…

— Дружище, приятель, и это все у твоей невесты?! Да за такие деньги я готов отсидеть лет десять. Даже двенадцать…

— Спокойной ночи, приятель.

— Спокойной ночи, товарищ. Я захвачу завтра для тебя табак.

Куфальт тихо спустился со своего трона, все аккуратно убрал и завалился спать.

Сосед его пускает слюнки почем зря. Но ничего, ему это на пользу. Настоящий осел, которого можно разыграть. Ну и вылупит же он глаза, когда ему дадут письмо на получение тысячи марок, например, у изящной машинистки из машинописного бюро Яуха или, еще лучше, у Лизы. Она бы ему устроила такой разгон.

Куфальт с удовольствием натянул одеяло до плеч, в тюрьме царит приятная тишина, и он отлично выспится.

Здорово, когда вот так снова дома. Никаких забот. Почти как тогда, когда они с отцом вернулись к матери. Почти? Собственно говоря, даже лучше. Здесь полный покой. Здесь никто друг друга не жрет. Здесь не нужно ничего решать, не надо неволить себя.

Такой порядок — прекрасная вещь. Действительно, дом родной.

И Вилли Куфальт с безмятежной улыбкой мирно засыпает.

Гюнтер Каспар Историко-литературные заметки Перевод: В. Колесов

Günter Caspar

Fallada — Studien

@ Aufbau-Verlag, Berlin-Weimar. 1980,1988.

«МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК» [14]

Когда в «Биржевом листке немецкой книготорговли» от 25 мая 1932 года появилось объявление о том, что 10 июня издательство Эрнста Ровольта направит в книжные магазины первые десять тысяч экземпляров романа «Маленький человек, что же дальше?», имя Ханса Фаллады было почти неизвестно широкой публике. Но всего несколько недель спустя Ханс Фаллада уже стал знаменитостью; роман обещал приобрести мировую славу. История Иоганна Пиннеберга, маленького человека, в считанные дни сделала Фалладу лучшим бытописателем «третьего сословия» Веймарской республики. Роман был дважды экранизирован, переведен на двадцать языков и со временем издан тиражом более миллиона экземпляров, завоевав сердца многих миллионов читателей.