Крысы - [29]
XX
Мадам Руссен спускается по узкой винтовой лестнице и попадает и заднюю комнату шляпного магазина. Леони Фессар следует за ней и стучит высокими каблучками по деревянным ступеням, насчитывающим века. Обе женщины входят в кухню; начищенная плита не топится: в июне уже жарко, и стряпают на скорую руку на газе.
Во втором этажа в столовой мадам Руссен только что имела длительную беседу с женой шапочника.
Когда она входила в дом, у нее сжалось сердце: ведь как-никак, доверять семейные тайны посторонней женщине, хотя бы и преданной, очень тяжело; поэтому она не целиком сообщила план, изобретенный ею, когда она мучилась бессонницей около мужа. Леони согласилась охотно и пообещала завтра же повидать Люси и убедить ее, что в ее положении ем лучше всего уехать из города.
Леони поняла всю важность этого трудного дела, ибо, как показалось мадам Руссен, ей тоже внушало опасение поведение сына.
Сквозь раскрашенные стеклышки не видно лавки; у квадратного стола, покрытого новой клеенкой, откинувшись на спинку стула, украшенного крупными золотыми гвоздиками, мадам Руссен, умиротворенная, чуть ли не радостная, растроганным оком взирает на педантичную чистоту алюминиевых кастрюль.
— А знаете, у вас очень уютно, Леони…
— Делаешь, что можешь при скудных средствах.
Мадам Фессар не переживает той радости, которую дает надежда на возможное удачное разрешение трагедии еще до того, как она станет общим достоянием.
Сейчас она не испытывает обычной нежности к своему углу, где всякий раз, возвращаясь из подозрительной гостиницы после свидания с любовником, застает в плетеном кресле мужа, с очками на носу, пришивающего ленточку к шляпе, которую ей предстоит отнести заказчику сейчас же по окончании этой операции. Сегодня ее обычно живой взгляд подернут грустной дымкой.
— Я рассчитываю на вас, Леони.
И, словно, чтобы предупредить отказ, она прибавляет:
— Руссены никогда не забывают людей, преданных их семье.
— Не беспокойтесь, мадам, я почти уверена, что мне удастся убедить эту негодницу, я ее к тому же немножко знаю, все обойдется без неприятностей для мосье Филиппа.
И вздохнув:
— Мне слишком хорошо известно, что такое интриганка.
Успокоившись, мадам Руссен отвечаем
— Надо идти, уже поздно, Леони.
— Пять часов, мадам.
Они проходят через магазин. Мягкие шляпы, переложенные папиросной бумагой, ярусами высятся в стеклянных шкафах, но царствуют в этой лавочке — кепки. Длинный прилавок, пожалуй, чересчур длинный по такой тесной комнате, два зеркала, в которых отражается металлическая разборная форма для шляп. Около двери в кухню — конторка под красное дерево, поцарапанная снизу ногами. Из длинной коробки торчат счета и касаются двух роз с короткими стеблями, осыпающих лепестками чистый бювар. Гипсовые листья аканта украшают потолок.
Когда мадам Руссен проходила по магазину, там была только девочка-ученица, вшивавшая подкладку в только что полученные кепки. Мосье Фессар в два часа уехал в примирительную камеру арбитражного суда, где он заседает; он еще не вернулся. Обе матери остановились на пороге и закрыли дверь.
С улицы на них пахнуло погребом. Солнце освещает эти закоулки только утром, и сегодня, несмотря на жару, от старых зданий исходит сырость; вокруг стоит запах подсыхающей плесени.
Жена столяра следит из окна за работой трех подручных мужа и над кучей досок, загромождающих тротуар, замечает на пороге двух женщин.
Мадам Руссен продолжает свою мысль:
— Убедите ее, что ей надо уехать; в крайнем случае, я оплачу ей через вас стоимость дороги и даже, пожалуй, прибавлю несколько сот франков.
— Вы очень добры, мадам; не бойтесь, я убеждена, что она уедет, так как, по-моему, она из трусливых.
— Еще раз спасибо, Леони, за вашу преданность, я не останусь у вас в долгу.
Мадам Фессар слегка краснеет, так как ей очень бы хотелось купить, — о, не сейчас, конечно! — домик, принадлежащий Руссенам, и она чувствует, что после оказанной услуги она сможет получить «именьице» на выгодных условиях.
Мадам Руссен пожимает руку своей прачке. Проходит Франсуаза и, миновав лавку, скрывается в воротах сардеровского особняка, расположенного на углу улицы.
— Вот, мадам, это любовница молодого Сардера.
— Ах, та, в зеленом пальто, совсем молоденькая.
Но эти слова — дань любопытству: она чувствует, как в ней снова закипает гнев. Растет озлобление на Сардера за то, что он не женился на ее племяннице, и денежный крах этого молодого повесы разжигает ее ненависть, к которой примешивается злоба старой, некрасивой женщины, чувствующей бессилие денег по сравнению с молодостью.
— Она тоже себе на уме, — бормочет мадам Фессар.
— Может быть, и себе на уме, да только этот лентяй разорен.
«Разорен»! Леони подхватывает это слово, которое она с трудом осмысливает, ибо не может себе представить Сардеров обедневшими.
— Все пойдет с молотка, — сердито подтверждает жена адвоката. — Все пойдет с молотка, и одним нищим станет больше.
— Пойдет с молотка! Я не могу опомниться.
Потом, с улыбкой:
— Воображаю, как у нее вытянется физиономия, когда она узнает; по крайней мере это послужит ей уроком на будущее.
Супруга столяра не спускает глаз с обеих женщин.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В 1929 году Кобаяси опубликовал повесть "Краболов", где описывает чудовищную эксплуатацию рабочих на плавучей крабоконсервной фабрике. Повесть эта интересна и тем, что в ней автор выразил своё отношение к Советскому Союзу. Наперекор японской официальной прессе повесть утверждала светлые идеи подлинного революционного интернационализма, дружбы между советским и японским народами. Первое издание "Краболова" было конфисковано, но буржуазные издатели знали, что повесть будет иметь громадный успех. Стремление к выгоде взяло на этот раз верх над классовыми интересами, им удалось добиться разрешения печатать повесть, и тираж "Краболова" за полгода достиг невиданной тогда для Японии цифры: двадцати тысяч экземпляров.
Саша Черный редко ставится в один ряд с главными русскими поэтами начала XX века. Некоторые знают его как сказочника и «детского поэта», кому-то, напротив, он представляется жестким и злым сатириком. В действительно в его поэзии звучит по-чеховски горькая нежность к человеку и себе, которой многим из нас так часто не хватает. Изысканный и грубый, лиричный и сатиричный, одновременно простой и непростой Саша Черный даже спустя сотню лет звучит свежо, остроумно и ярко.
В своем последнем завершенном романе «Взгляни на арлекинов!» (1974) великий художник обращается к теме таинственного влияния любви на искусство. С небывалым азартом и остроумием в этих «зеркальных мемуарах» Набоков совершает то, на что еще не отваживался ни один писатель: превращает собственную биографию в вымысел, бурлеск, арлекинаду, заставляя своего героя Вадима Вадимовича N. проделать нелегкий путь длиною в жизнь, чтобы на вершине ее обрести истинную любовь, реальность, искусство. Издание снабжено послесловием и подробными примечаниями переводчика, а также впервые публикуемыми по-русски письмами Веры и Владимира Набоковых об этом романе.
Альберт Бехтольд прожил вместе с Россией ее «минуты роковые»: начало Первой мировой войны, бурное время русской революции. Об этих годах (1913–1918) повествует автобиографический роман «Петр Иванович». Его главный герой Петер Ребман – alter ego самого писателя. Он посещает Киев, Пятигорск, Кисловодск, Брянск, Крым, долго живет в Москве. Роман предлагает редкую возможность взглянуть на известные всем события глазами непредвзятого очевидца, жадно познававшего Россию, по-своему пытавшегося разгадать ее исторические судьбы.
Э. М. Форстер (1879–1970) в своих романах и рассказах изображает эгоцентризм и антигуманизм высших классов английского общества на рубеже XIX–XX вв.Положительное начало Форстер искал в отрицании буржуазной цивилизации, в гармоническом соединении человека с природой.Содержание:• Куда боятся ступить ангелы• Рассказы— Небесный омнибус— Иное царство— Дорога из Колона— По ту сторону изгороди— Координация— Сирена— Вечное мгновение• Эссе— Заметки об английском характере— Вирджиния Вульф— Вольтер и Фридрих Великий— Проситель— Элиза в Египте— Аспекты романа.