Крыши Тегерана - [50]

— Ты скучал без меня вчера вечером? — снова спрашивает она.

— Где ты была?

— Дома. У меня маленький ребенок, ты знаешь? Ей нужна ее мамочка.

— Сколько ей лет?

— Четыре с половиной. Она очень милая. Хочешь посмотреть ее фото?

Я киваю, и она показывает мне фото своей дочки Рошан, что означает «пылкая» или «трепещущая».

— Она хорошенькая, — говорю я гордой матери.

— Спасибо.

Она кладет фото обратно в карман и откидывается на стуле.

— Почему я в психиатрической больнице? — робко спрашиваю я.

— Тебе надо подлечиться.

— А что со мной?

— Надо, чтобы ты вспомнил некоторые события.

— Какие?

— Потерпи немного.

Я смотрю на свои ноги, на кресло на колесах и думаю, что парализован.

— Почему я в этом кресле?

Яблочное Лицо на несколько секунд задумывается.

— Ты ослаб и был немного не в себе. Так что проще и безопаснее было посадить тебя в кресло.

Старик в другом конце комнаты снова заводит свои монотонные песнопения.

— Что с ним случилось? — тихо спрашиваю я. — Почему он здесь?

— Это печальная история, — шепчет она.

— Я хочу знать.

— Может быть, позже.

— Что означают его песнопения?

— Не знаю.

Мне жалко старика.

— У тебя будут неприятности, оттого что ты проводишь со мной так много времени? — спрашиваю я Яблочное Лицо по пути в палату.

— У врачей не бывает неприятностей из-за того, что они проводят время с любимыми пациентами, — отвечает она.

Я предполагал, что она медсестра, потому что она женщина. Мне стыдно.

— Я скучаю по прежним временам, когда врачи ходили по вызовам, — добавляет она. — Надо знать своих пациентов, их семьи, детей, где они живут и как. А теперь все сводится к бизнесу.

В палате она помогает мне лечь в постель и дает пилюлю. Она говорит, если я проснусь посреди ночи, то могу звонить ей домой, и оставляет у кровати свой телефонный номер. Узнав, что обо мне заботится врач, я чувствую себя лучше и быстро засыпаю.

Я просыпаюсь ночью, сожалея, что рядом нет Яблочного Лица. Я думаю о ее дочери и подавляю в себе желание ее видеть. В комнате темно, и я не знаю, сколько сейчас времени. Пока я спал, в палате побывали мои родители — рядом с кроватью я нашел свежую красную розу. Каждый день мать приносит одну красную розу. С этим связано что-то важное, но сейчас мне не вспомнить. Мой разум так утомлен. Я закрываю глаза и пытаюсь понять, почему я в больнице. Вдруг я вздрагиваю от звука, доносящегося с другого конца комнаты. Я открываю глаза и смотрю туда. У двери виден силуэт мужчины. Мое сердце быстро бьется, и меня охватывает такой сильный страх, что я не могу даже позвать на помощь. Я весь дрожу.

— Знал бы я твою боль, забрал бы ее.

Я узнаю голос старика.

— Иди сюда, — шепчу я.

Старик медленно подходит к кровати и садится на стул Яблочного Лица.

— Знал бы я путь, нашел бы его.

— Что это значит? — спрашиваю я.

Он пристально смотрит на меня печальными черными глазами. Постепенно глаза светлеют. У него добрый взгляд, и я больше не боюсь его.

— Знал бы я песню, спел бы ее, — бормочет он.

— Может быть, когда-нибудь ты скажешь мне, что это значит и почему я здесь.

Старик молчит.

— Ничего не могу понять, — шепчу я. — Здесь есть что-нибудь реальное?

Я жду от него ответа, но он лишь неотрывно смотрит на меня.

— Я не чувствую, что к чему-то привязан. Как будто я просто пришел в этот мир из другого места, но не могу вспомнить и того места тоже. Кажется, будто я ни здесь, ни там, не жив, но и не мертв. Наверное, это и есть потеря рассудка?

Старик по-прежнему не говорит ни слова. Мне никак не открыть глаза, но я хочу понять его загадочные песнопения. Я хочу знать, что он чувствует, что думает, почему он в моей комнате, но я слишком утомлен.

Не знаю, сколько проходит времени, когда я слышу, как в коридоре Яблочное Лицо разговаривает с моими родителями.

— Что может случиться, когда он вспомнит? — спрашивает отец.

— Его это страшно расстроит, — отвечает Яблочное Лицо.

Мама начинает плакать, а я задумываюсь о том, что должен вспомнить и что страшно меня расстроит.

18. Осень 1973-го. Мазандаран ГЛАЗА ПЛОЩАДИ

Мы продолжаем путешествие в провинцию Мазандаран, поднимаемся по опасным извилистым дорогам Кандована и спускаемся на север, где за несколько километров можно почувствовать крепкий соленый дух Каспийского моря. Даже если вы — лучший водитель в мире, по этим горам можно ездить со скоростью максимум пятьдесят километров в час. Мой дед любил повторять, что нацисты построили извилистую Кандованскую дорогу для того, чтобы внедрить в наше сознание очертание ненавистных букв «SS». Их пытались остановить русские, но потерпели неудачу, как бывает всегда, когда они сталкиваются с жестокостью Запада.

Дороги эти очень ненадежны, каждый год здесь гибнут сотни людей. По словам моего дядюшки, мне, как будущему инженеру, предначертано построить четырехполосную автомагистраль, которая соединит Тегеран с Мазандараном и спасет жизнь тысячам путешественников. Мы часто видим, как водители останавливаются на обочине, чтобы охладить перегревшиеся двигатели и сделать снимки захватывающих дух пейзажей — долин и каньонов.

Наконец мы приближаемся к деревне, месту нашего назначения, по гравийной дороге, на которой быстро не разгонишься. Деревенские жители смотрят на нас с любопытством, некоторые машут, когда мы проезжаем мимо. Я вспоминаю Доктора, его интерес к жизни людей в небольших поселках, вспоминаю разговоры о строительстве дорог, рытье колодцев и обеспечении этих отдаленных районов электроэнергией и техникой.