Крыши Тегерана - [48]

Шрифт
Интервал

— Что с тобой, мужик? Тебя не беспокоит твоя репутация? Не чувствуешь раскаяния? Стыда? Страха? Не мучает совесть? Объясни, что это такое — опуститься до твоего состояния.

Он выбрался из машины, захлопнул дверь, а я продолжал молчать. Он сел на ограждение у дороги и закурил сигарету. Я вылез из машины и, не говоря ни слова, сел рядом, все еще дожидаясь подходящего случая напасть. Он смотрел на горы и ручьи, пробегающие по долинам, и дымил сигаретой.

— Ты невиновен? — спросил он.

Я смерил его взглядом и сказал:

— Разве это для вас важно? Разве для вас обвинение в правонарушении не равносильно признанию вины? Разве не люди вроде вас извратили нашу систему ценностей? Разве не такие, как вы, виноваты в нашей национальной подозрительности и предвзятости в отношении справедливости и правосудия? Разве не правда, что такие люди увековечивают уродство нашей политической и правовой системы? Нет, я не чувствую ни раскаяния, ни боли, ни вины, ни стыда — все это чувствует человек, совершивший преступление.

Буду с вами честным, — продолжал я. — Перед тем как машина остановилась, я был готов раскроить вам череп. И, если уж быть совсем откровенным, я все еще об этом думаю. И это не из-за незаслуженных мучений, которым вы собираетесь меня подвергнуть, а из-за несчастий, которые обрушатся на головы дорогих мне людей. Мне наплевать на вашу честность и непогрешимые нормы, меня возмущает ваш недалекий подход к виновности человека. Так что советую вам бежать, умолять о пощаде или каяться, потому что ваше время на земле подходит к концу.

Он не попытался убежать, несмотря на то что видел в моих глазах гнев и боль. Докурив сигарету, он зажег следующую. Вдруг, как воспитанный человек, на миг позабывший о правилах приличия, он предложил мне сигареты. Я взял одну, и он почтительно поджег ее своей старой зажигалкой.

— Что будем теперь делать? — спросил он.

Немного подумав, я сказал:

— Вернемся в деревню и встретимся с моими обвинителями.

Он согласился и направился к водительскому месту.

— Поведу я, — шепотом сказал я.

Он взглянул на меня, и я понял, что он разгадал мое намерение.

— Они никогда вас не видели? — спросил он.

— Нет, — ответил я.

Не обменявшись больше ни словом, мы поехали. Я удивился, что он с готовностью согласился на мой план. Полагаю, в жизни он встречал много негодяев. И думаю, по крайней мере, в душе он не считал меня таковым.

Пока я вел машину по гравийным дорогам в горах Эльбурс, я чувствовал на себе его взгляд. Мы пересекали узкие дорожки, проложенные для лошадей и ослов, ехали по каньонам и вдоль рек в сторону маленькой деревушки под названием Колахдашт. Я любил эти места. Все здесь дышало покоем и дарило безмятежность: луга, на которых паслись коровы, горы, с которых сбегали чистые ручьи. На склонах иногда можно было увидеть оленей.

Джип заметили примерно за пару километров. Когда мы приехали на окраину Колахдашта, нас с волнением ожидали кад хода, мэр, и половина деревни.

Я вылез из джипа и поздоровался за руку с кад хода, представившись, как инженер Садеги. Кад хода был очень взволнован встречей с высокопоставленным чиновником из столицы. Он пригласил меня в свое «скромное жилище» на чашку лахиджанского чая. Я отрывисто приказал пассажиру следовать за нами. Когда Садеги выбирался из машины, какой-то мужчина закричал: «Каково это, когда тебя поймают, ворюга?»

Мы вошли в дом мэра, а вслед за нами — почти все жители деревни. Меня проводили на место, предназначенное для почетных гостей, а Садеги было приказано сидеть у двери. В комнате не было стульев. На полу лежал старый недорогой персидский ковер. Вдоль стен, закопченных дымом сигарет и кальяна, были выложены вонючие овечьи шкуры, а поверх них — валики.

Кад хода громким голосом велел своей дочери принести дорогому гостю чашку свежего чая.

— Принеси чашку и этому человеку, — приказал он, указывая на инженера Садеги.

Тот исполнял роль узника с блеском, как настоящий актер.

Я хорошо знаю людей в этом регионе и понимаю, как важно для них прослыть гостеприимными, поэтому не удивился, когда мэр указал на Садеги со словами:

— Может быть, этот человек и вор, но он мой гость — а с гостем в моем доме всегда будут обращаться, как с посланником Бога.

Помощники мэра закивали с одобрением. Дочь мэра принесла чай, кусковой сахар и сласти. Посмотрев на меня, он сказал:

— Добро пожаловать в мое скромное жилище, господин инженер. Меня редко удостаивает посещением гость вашего ранга. Надеюсь, вы простите мне мои манеры и окажете честь принять вас на ночь. Что до него, — и он указал на Садеги, — не сомневайтесь, у нас есть возможность держать его под стражей.

Я поблагодарил его за приглашение и сказал, что нам необходимо немедленно ехать в Тегеран, я привез его в эту деревню только из соображений справедливости, чтобы встретиться с обвинителями, прежде чем везти в столицу, где он ответит за незаконные деяния.

Кад хода огляделся и стал настаивать, чтобы мы заночевали у него.

— Дороги здесь опасные, особенно ночью, — умоляюще произнес он. — Вы заблудитесь. И к тому же очень холодно. А что скажут жители деревни, если я не окажу вам должного гостеприимства?


Рекомендуем почитать
Не боюсь Синей Бороды

Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.


Неудачник

Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.


Избранное

Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).


Три версии нас

Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.


Сука

«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!


Незадолго до ностальгии

«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».