Крылья демона - [52]

Еще час понадобился на обработку перстня, предоставленного мне Николо. Хорошее, однако, время – пятнадцатый век – ни тебе строгой униформы, ни фотографий на пропуске, ни пластиковых карточек доступа, ни данных о тебе в компьютере. Настоящий рай для авантюристов с умной головой и золотыми руками. Правда, наказания для попавшихся тоже другие – вместо комфортабельной камеры с телевизором и ежедневным душем – дыба, колодки на ногах и каменный мешок с крысами да клопами.

Уже стемнело, когда я выехал за пределы замка Николо. Самого хозяина пришлось уговаривать, чтобы тот не отправился провожать меня. Основным аргументом послужило то, что мне важен хороший тыл, куда можно отступить. А для этого важно, чтобы никто не покидал замок, во избежание малейшей утечки информации. Когда Николо стал уверять меня в преданности своих слуг, то я напомнил ему про моего слугу Гаспара. После чего все вопросы отпали сами собой.

Изучив диспозицию крепости по схемам, которые начертил мне Николо, и узнав максимум о составе инквизиторской команды, я оставил Николо томиться в ожидании.

В стандартной белой рясе доминиканца я чувствовал себя намного уверенней. Основатель ордена Доминик де Гусман побеспокоился о моей неприкосновенности. Чего только стоит эмблема ордена – собака с пылающим факелом в руках! «Псы господни» (Domini canes), по сути, являлись средневековым «Интерполом», но с более высокими полномочиями. Выполняя поручения понтифика, они беспрепятственно путешествовали по всем католическим странам. Основной же миссией этих монахов было преследование еретиков, к числу которых можно было причислить любого человека, не угодившего церкви или светской власти.

Проезжая через город, я остановился у придорожной лавочки под предлогом покупки фруктов. Народ, находившийся поблизости, мгновенно рассосался по улочкам окрестности, оставляя меня наедине с продавцом. Тому некуда было деваться, как покориться своей участи – обслужить меня. Он, опасаясь сказать чего лишнего и подбирая слова, поведал мне последние городские новости, не упомянув, к моему немалому облегчению, ничего о городской тюрьме. Оставалась надежда, что и Иблису еще не известно о моем побеге.

Около десяти часов вечера молодой монах-доминиканец стучался в ворота городской крепости Болоньи.

Я недаром носил испанскую бородку и усы, будучи Маркони. Теперь мое отощавшее, выбритое до синевы лицо, скрытый стрижкой лоб и прищуренный близорукий взгляд создавали образ совершенно другого человека. А картавящий голос, малость осипший от длительного пения, не узнала бы и мать родная, если бы она у меня была.

Меня вежливо встретила охрана и провела к тому крылу крепости, которое было временно отдано под святые нужды инквизиции. Там меня передали уже бойцам этой любимой всеми демонами организации.

Когда Дьявол создавал инквизицию, то было принято решение о введении в обиход неких тайных знаков, как изображенных на любом предмете, так и воспроизводимых жестами. В связи с ростом масштаба избиений человечества, эти знаки становились очень важным подспорьем в нашем нелегком труде, по очернению душ. Так, в любой прогрессивной стране, где пытки от имени Иисуса считались нормой, мы могли воспользоваться услугами человеческого палача, предъявив амулет, перстень или печать.

Таким образом, местные инквизиторы приняли меня как своего товарища, когда я продемонстрировал им свой перстень и показал условный знак. По моей просьбе меня повели к старшему инквизитору, исполняющему в данный момент функции управляющего всеми «богоприятными» делами в Болонье. Время Торквемады еще не пришло, поэтому обязанности и должности инквизиторов только формировались, предоставляя возможность для большого полета фантазии «сотрудникам на местах».

Собравшийся было почивать старший инквизитор, брат Полоний, встретил меня в своей келье (если можно так назвать его комнату, увешанную доспехами). Лицо инквизитора было до крайности некрасивым, да и ростом он не вышел, едва доставая мне до подбородка своей макушкой. Возможно, работая инквизитором, он мстил человечеству за то, что Бог обделил его внешностью. Вариант компенсации внешней невзрачности красотой душевной, видимо, его не устраивал. Вместо этого, брат Полоний взял на себя повышенные обязательства по уничтожению красоты вокруг себя, дабы сровнять мир с собой.

– Здравствуй, брат Марк, – поприветствовал он меня, после моего краткого представления.

– Брат Полоний, у меня есть послание для вас и для легата Папы Балтазара Коссы. И, так как послания для легата секретны, я бы не хотел их передавать в доме епископа, где, как я знаю, он остановился. Не могли бы вы отправить за ним своего человека?

– Да, конечно, – ответил Полоний и отдал соответствующее распоряжение проводившему меня монаху.

– Теперь о моем деле к вам, брат Полоний, – таинственно сказал я, едва мы остались наедине.

– Да, брат Марк, – он был весь во внимании.

– У вас содержится некая особа, известная под именем Има Маркони…

– Это так, на редкость коварная женщина!

– Мне поручено срочно ее допросить, поскольку она оказалась замешана в заговоре французского двора против папы.