Крылья демона - [54]

Полоний посмотрел на меня как на ребенка, мол, что сам не видишь, какое ж это пристрастие? Мол, странные вопросы задаете, мы тут бесов изгоняем налево и направо, а вы боитесь руки запачкать о какую-то ведьму. Мне же показалось, глядя на Иму, что мое двухнедельное заключение было романтическим отдыхом на курорте.

– Синьора, – официально обратился я к ней. – Я прибыл сюда из Ватикана, чтобы допросить вас.

– Валяй, – прохрипела Има, позволив мне определить, что пить ей особо много не наливали.

– Узнаете ли вы эти предметы? – спросил я и достал из-под рясы два ножа.

Прежде чем Има смогла разглядеть что я ей показываю, эти ножи отмерили расстояния от моих рук до шей охраны. Оба стражника упали на пол, дергаясь в смертельных конвульсиях и захлебываясь кровью. Полоний на мгновение замер, пребывая в растерянности от происшедшего. Но еще через миг я сбил его с ног локтевым ударом в солнечное сплетение. Инквизитор сразу же отключился.

– Я знала, что ты придешь, – сказала Има, спокойно отреагировав на мое сольное выступление. – Дай воды.

На столе следователя стоял кувшин с водой и стакан. Переступив через тело Полония, я взял стакан, налил воду и протянул его Име. Кашляя и кривясь от боли, причиняемой ранами, она выпила все до дна.

– Я держалась, – сказала она, кулаком утирая кровь, появившуюся из уголка губ. – Ты бы знал, как это трудно терпеть пытки, зная, что в любую секунду можешь уйти! Но стоило мне выйти из игры, как нам пришлось бы начинать все сначала. А мне уже порядком надоели эти приключения.

– Ты молодец, Има, я тоже знал, что ты выдержишь, – ответил я, испытывая сложное чувство любви и благодарности к самому себе. – С радостью бы тебя обнял, но не знаю, есть ли на твоем теле живые места.

Мы посмотрели друг другу в глаза, передавая взглядом один другому все, что люди могут выразить только большим потоком слов. Но мы не любим слова, мы не умеем плакать и рассыпаться в пустых благодарностях. Има прошла через муки, вытерпев ужасные пытки во имя своего будущего. Как любящая мать готова страдать за своего ребенка, так и Има не могла отречься от меня. Ее любовь ко мне превышала все остальные чувства, давая силы на борьбу с любой болью. Мы оба знали это и не было нужды говорить вслух очевидные вещи.

– Но почему ты так долго ко мне добирался? – спросила Има скорее с удивлением, чем с упреком в голосе.

– Я спешил, как мог, – ответил я. – Только сегодня удалось выйти из тюрьмы.

– Крепко заперли?

– Да уж. Тебя-то ведь тоже крепко. Сколько раз сбегала?

– В женском теле, да еще после допросов особенно не побегаешь, – заметила она.

Я замолчал и принялся разбивать колодки на ее ногах, внутренне содрогаясь, представляя, что ей пришлось пережить. Има, стиснув зубы, без единого звука терпела боль, которую я причинял ей, нечаянно дотрагиваясь до синяков и открытых ран.

– Не убивай этого… Полония, – попросила Има, пока я снимал с нее кандалы. – У меня есть к нему парочка вопросов.

– Он твой, – ответил я, заметив знакомый ледяной блеск в ее глазах.

Только я освободил Иму, как она взялась за своего мучителя. Раздев наголо и привязав Полония к столу пыток, она привела его в чувство увесистыми оплеухами.

– Что вы собрались со мной делать? – испуганно залепетал он, пытаясь приподнять голову. – Брат Марк, объясните, что все это значит?

– Я тебе не брат, свинья, – презрительно бросил я в ответ.

– Как вы смеете! – закричал он. – Я неприкосновенное лицо, благословенное самим Папой! Вы будете гореть в аду, если сейчас же меня не отпустите!

– Плевать я хотела на твоего папу с его благословением, – спокойно сказала Има. – Ты и он, а также почти все остальные папы, кардиналы и епископы, которых я знаю, будете в аду. Вы даже не помните, какому богу поклоняетесь. Ничего, я тебе помогу осознать твое место в этом и другом мире…

– Пощадите! Я умоляю вас, не делайте мне больно. Именем Иисуса Христа, умоляю, – запричитал Полоний, со слезами ужаса наблюдающий как Има подбирает инструмент для пыток.

– Какая прелесть, – улыбнулась Има, взвешивая в руке щипцы для вырывания ногтей. – С этим же именем на устах, ты пытал меня. Я даже не преступлю законов христианства, какими ты их себе представляешь, если выжгу тебе глаза. Можешь считать меня католиком, поскольку я всем сердцем готова принять пытки и ненависть к ближнему своему, которые культивирует ваша церковь. Ну, ладно, перейдем к делу…

– Не надо! – заплакал инквизитор.

– Сейчас, мой добрый друг, мы познакомим тебя со словом «боль», – ласково сказала Има, затыкая Полонию рот.

Дальнейшие события не представляют интереса для неспециалиста. Има испытала на инквизиторе все известные мне способы раздражения рецепторов на теле человека. Через десять минут пытки, Полоний, глаза которого от боли вылезли из орбит, скончался.

– Сердце разорвалось, – констатировала Има с ноткой грусти в голосе. Можно было подумать, глядя на ее печаль, будто умер ее родственник.

– Тебе полегчало, дорогая? – спросил я с сарказмом.

– Да, уже значительно лучше. Вот, правда, если бы он продержался еще часок… – мечтательно протянула она, не замечая моего укоризненного взгляда.