Крыло беркута. Книга 2 - [128]

И в этот, и в последующие дни Татигас ехал молча. Остановятся ли, чтобы покормить коней и самим подкрепиться, расположатся ли на ночлег, повскакивают ли на рассвете в привычные седла, чтобы продолжить путь, — молчит турэ, никому ни слова не скажет, будто онемел. Вечером посидит у костра, глядя в огонь, погруженный в думы, дождется, когда сопровождающие его егеты, разобрав вьюки, поставят легкую юрту, и едва ляжет на кошму, как тут же заснет.

Каждое утро путников ждало одно и то же: речки, реки, бесконечные равнины с цепочками холмов вдали и дорога, то извивающаяся змеей, то прямая, как натянутый ремень.

Люди переносят долгое путешествие неодинаково. Одни теряют словоохотливость, грустят, у других, напротив, язык развязывается, третьих тянет беззаботно запеть… Да, каждый переносит дорожные тяготы по-своему. Но вот что самое существенное: в группе путников не могут все одновременно предаваться беззаботности, кто-то из них обязательно, по освященному веками канону, должен сохранять бдительность, более того — стать общим слугой или, если хотите, попечителем. Как-то само собой получилось, что в караване юрматынцев эта обязанность легла на плечи Биктимира.

Он вел караван, умышленно клоня к северу, в края, ему знакомые. А когда показались земли, которые занимало в годы его молодости племя тамьянцев, Биктимир вдруг понял, что не хватит у него сил миновать эти места, не остановившись.

Он придержал коня, повел его рядом с аргамаком Татигаса.

— Прости, турэ, не смогу быть твоим спутником до конца, останусь здесь.

Татигас знал, что этот человек, второй раз прибившийся к его племени, опять уйдет своей дорогой. Но почему сейчас?

— Почему? — негромко спросил бий.

— Я много лет жил в тоске по этой земле. Ты позволил доехать с тобой до нее — благодарю!

— Не глупи, Биктимир, не отставай от нас. Давай достигнем цели. Вернувшись, вздохнем свободно, ты и Минзиля навсегда останетесь у нас, и никто больше не будет преследовать тебя.

— Нет, Татигас-агай, я вернулся в страну, где никах соединил меня с моей Минзилей. Вот эти леса приютили нас, — Биктимир указал рукой в сторону горы Акташ, у подножья которой много лет назад располагалось главное становище племени Тамьян. — Эти луга были нашей кошмой. Здесь близкая сердцу земля. И я уж побуду немного на ней. И потом — есть у меня в этих краях свои дела. Надо баскака Салкея отыскать. Слух был: ждет он меня не дождется, спина у него, говорят, сильно чешется…

Бий не обронил ни слова в ответ. «Может, он решил верно. Что нужно человеку, привыкшему жить вольно? Земля, вода и приют…» — подумал Татигас. Но он все же рассердился и резко, не прощаясь, погнал коня вперед. За ним заторопились остальные — кроме Биктимира.

* * *

Подъехали к Арским воротам Казани на исходе дня. Ворота были открыты, но какой смысл въезжать в город вечером? Татигас-бий подумал даже, что надо было направиться, минуя Казань, прямо к Идели, к парому, тогда они смогли бы следующим утром переправиться на другой берег одними из первых.

Впрочем, наутро сожалеть о том, что свернули к городу, не пришлось. Переночевавшим неподалеку от городских ворот путникам-башкирам открылось правило, о котором они не догадывались: оказывается, прежде чем направиться в Москву, сторонние люди, едущие с юга или с востока, должны обратиться к наместнику царя Ивана в Казани князю Шуйскому. И только с разрешения наместника, коль он найдет это нужным, можно предстать перед белым царем.

Татигас-бий быстро разузнал, как попасть к наместнику и, оставив своих спутников в городе, в свободном уголке базара, поспешил к бывшему ханскому дворцу.

«Как же мы объяснимся? — озаботился он, приближаясь к дворцовым воротам. — Я не могу говорить по-ихнему, а князь, наверно, не понимает по-башкирски…»

Но все решилось довольно просто. Хотя народу у дворца толкалось немало, Татигаса не заставили ждать долго. Сидевший у входа служитель, видно, из местных, человек восточный, говорящий по-тюркски, расспросил, по какому делу прибыл бий, тут же скрылся во дворце и, вернувшись вскоре, торжественно выкрикнул:

— Его милость князь Шуйский с товарищем князем Серебряным ждут тебя, бий. Добро пожаловать!

Служитель произносил тюркские слова непривычно для башкирского слуха, словно бы с особым удовольствием нажимая на звук «с», но его можно было понять без особых усилий.

Татигаса приняли с неожиданными для него почестями. Князья Шуйский и Серебряный встретили башкирского бия стоя. Были они оба, несмотря на духоту, в высоких, круглых, как туески, меховых шапках и нарядных зеленых кафтанах. Татигас, одетый в камзол из точно такого же бархата, шагая к ним по каменному полу гулкой палаты, успел краешком сознания отметить, что вот, оказывается, русские тоже любят зеленый цвет.

Наместник повел рукой, указывая на мягкое, обтянутое синим атласом сиденье, и что-то сказал. Один из стоявших позади Шуйского людей сделал шажок вперед и заговорил по-тюркски:

— Князь приглашает тебя сесть. Князь спрашивает, в добром ли здравии ты доехал.

Это был специальный толмач при наместнике — мурза, перебежавший на сторону русских из Ногайской орды и показавший свою верность на царской службе.