Крыло беркута. Книга 1 - [90]

— Сколько народу прошло через этот зиндан — только ему, бурзаю, ведомо. Немало, наверно, таких, как мы, бедолаг он продал.

— Куда же он нас отправит?

— Опять же не в гости… Куда суждено, туда и отправит.

— А вы сами откуда?

— Из разных, друг, краев. Есть юрматынцы, бурзянцы… Мы двое — тамьянцы.

— Тамьянцы? А где ваше племя обитает?

— Да мы как раз перекочевывали, искали новое место. Когда племя встало на отдых, пошли вот с ним поохотиться на дичь и ушли далеко от своих. Заблудились и забрели в запретные, якобы, угодья. Баскак Ядкар, якобы, запрет наложил…

— Сроду мы не слышали, чтобы в каком-нибудь лесу запрещали охотиться, — вставил второй тамьянец.

— Схватили нас охранники и повели к баскаку…

— К самому, значит, в гости, — насмешливо сказал один из узников. — Ну и как, жирное было угощение?

— Само собой, — подхватил другой. — Плетка у баскака жирная!

— Нет, ничего такого не было, — продолжал тамьянец. — Коротышка этот, баскак, только потыкал в нас рукояткой плетки, поворачивая туда-сюда, чтоб оглядеть со всех сторон, и сказал: «Уведите». И нас заперли здесь.

— Да-а, крепко мы все влипли. Жди теперь, что дальше будет…

— Все равно мы сбежим, — уверенно сказал тамьянец, поведавший историю своего пленения.

— Сбежим! — повторил его соплеменник. — Как-нибудь выпадет удобный случай…

И Аккусюк как раз подумал об этом. Он даже задрал голову, взглянул на пролом в своде, прикидывая, нельзя ли выбраться через него, но стены были высоки, к тому же загибались вовнутрь, — без лестницы или веревки, спущенной сверху, не выбраться. Значит, придется вместе с этими тамьянскими парнями ждать удобного случая…

За разговорами пленники коротали день за днем. Через пару суток на рассвете в зиндан втолкнули еще четверых.

Раннее утро — не самое подходящее время для знакомства. Хотя звяканье запора и скрип двери разбудили обитателей каменной юрты, они тут же снова погрузились в сон. А новенькие настолько обессилели в дороге, что им было не до других. Единственным их желанием было — растянуться поскорей на земле, дать отдохнуть натруженным ногам.

Знакомство состоялось позже, когда охранник принес пленникам еду, — о них все же заботились, кормили раз в день, чтобы не протянули ноги раньше срока.

У новеньких обычно в первую очередь спрашивают, кто они, откуда, но на сей раз разговор начался с вопроса:

— Почему вас пригнали ночью?

Один из новеньких пожал плечами:

— Не знаем… Нас схватили днем, на празднике.

— На празднике? Каком празднике?

— У нас, у минцев, шел йыйын. А тут нагрянули армаи хана Акназара…

— Ага! А вы, должно быть, вломили кому-то из них. Верно? И крепко ему досталось?

— Да нет, агай, — помотал головой парень, которого, как выяснилось, звали Ташбаем. — Кабы вломили, не было бы так обидно. Ни за что ни про что нас схватили. Возвели на нас поклеп.

— Что за поклеп?

— Будто бы мы убили Килимбета, младшего брата хана, а мы его и видеть-то ни разу не видели.

Аккусюк, услышав это, вздрогнул. Ему-то печальная судьба молодого мурзы была хорошо известна, никто не знал лучше, чем он, как прожил Килимбет последнюю свою ночь, последнее утро, как сделал последний вздох. Но Аккусюк ни слова не сказал, ему словно бы опять послышался голос баскака, приказавшего держать язык за зубами, и он сжался в страхе. Не то что говорить — думать о том, при каких обстоятельствах погиб Килимбет, казалось опасным. Бывший охранник кинул быстрый взгляд на товарищей по несчастью — не догадываются ли, о чем он думает? — и закрыл глаза, дабы они не выдали его мыслей. Тут Аккусюку почудился за дверью какой-то шум. Уж не за ним ли идут? Ведь его могут увести отсюда и повесить даже за то, что он знает страшную тайну. Он едва не вскрикнул с испугу…

Но тайна тяготила душу не меньше, чем страх, и Аккусюку пришло в голову, что он сойдет с ума, если не поделится ею с кем-нибудь. Вечером, когда все улеглись спать, он не выдержал, отозвал в сторону Ташбая.

— Айда-ка, хочу тебе что-то сказать, — зашептал он. — Только чтоб никто больше не услышал…

— Говори! — шепотом же отозвался Ташбай. — Придумал, как бежать?

— Нет, я о другом… Я знаю, кто убил Килимбета.

— Кто?

— Не проговоришься?

— Нет, не проговорюсь.

— Поклянись.

— Клянусь.

— Не так — по-настоящему поклянись.

— Солнцем и землей, племенем своим и его кличем клянусь!

— Смотри, нарушишь клятву — падет беда на твою голову.

— Ну, не тяни! Говори…

— Молодого мурзу убил баскак.

— Кто, кто?

— Баскак Ядкар. Там больше никого не было, только он и я. Но я не убивал, значит — он. Я выдернул из тела Килимбета красную стрелу. Потом увидел такие в колчане баскака. Но он свалил вину на меня. Я со страху упал ему в ноги. Ведь ему поверят, а мне — нет. Испугался, что меня повесят…

— И взял вину на себя?

— Нет, взять не взял. Но он сказал: держи, мол, язык за зубами, а то сам повешу…

— И ты молчал…

— Да. Вот только тебе говорю.

— Что ж, спасибо! Давай, коль удастся сбежать, будем держаться вместе.

— Ладно.

Поделившись тайной с таким же, как сам, бедолагой, Аккусюк облегчил груз, тяготивший его душу, и, успокоенный этим, вскоре заснул. Ташбай же разволновался, беспокойные мысли отогнали сон. Другие, разметавшись на утоптанном в камень полу, порой ворочались, бормотали что-то бессвязное во сне, а Ташбай до утра не сомкнул глаз, думал, думал… До чего коварен и хитер баскак Ядкар! Опутал сетью лжи и Аккусюка, и его, Ташбая, с товарищами. Как доказать правду, как снять с себя навет?..