Крыло беркута. Книга 1 - [3]

Правду сказать, давно не любит Шакман Булякана. Глава тамьянцев уже предпринял однажды попытку присоединить малосильных сынгранцев к своему племени, но натолкнулся на упорное сопротивление. Булякан открыто и резко сказал тогда, что подчинить его не удастся. И вот теперь его посланец подтверждает это.

Шакманом овладело раздражение, но он умел скрывать свои чувства. Недовольство скользнуло по его лицу лишь легкой тенью. Гость между тем гнул свое:

— Вам было бы полезно не только прийти к согласию, но и породниться. У одного — сын, у другого — дочь…

Шакман, невольно округлив глаза, уставился на собеседника. Тут, можно сказать, зверь сам бежал на ловца. И впрямь недалекий человек этот гость, да и Булякан… Неужто не понимает, чем обернется для него такое породнение? Раздражение в душе Шакмана сменилось тихим торжеством, но и на сей раз он ничем не выдал своих чувств. Спросил, прикидываясь простачком:

— Вы, что же, сватать моего сына приехали? Обычай нарушаете, почтенный!

— Нет, не сватать, Шакман-турэ. Это просто мой совет. Породнившись, вы подперли бы плечами друг друга, а по-другому сказать — потянули бы воз общих забот, как пара в упряжке.

«Опять — пара! — подумал с досадой Шакман. — Ну ладно, пусть будет пара, пристяжным-то идти Булякану…» Шакману ясно представилось: его сын, Шагали, женится на дочери Булякана. Отец невесты должен дать в приданое немало скота, а скот — это богатство и сила.

То есть у Тамьяна силы прибавится, у Сынграна — убавится, и тогда проще будет прибрать его к рукам. Значит, уже сейчас не лишне набить цену сыну.

Шакман шевельнулся, гордо вскинул голову.

— Не всякая девушка ровня моему Шагалию. По силе, стати, уму сидеть бы ему на ханском троне!

— Дай-то аллах!.. Но при хане нужна и ханша. Дочь нашего турэ прекрасна и нежна — не уступит ханской дочери.

— Нежность хороша лишь в час ночной утехи. Жена того, кому предназначено повелевать, должна быть разумной и твердой.

Теперь Шакман уже не прикидывался простачком, напротив — всем своим видом как бы утверждал свое и всего своего рода высокое предназначение.

— Да, жена турэ должна быть разумной и твердой, — повторил он. — А к мужу — почтительной.

— Это уж как сложится, — хмуро отозвался старший посланец Булякана. — Я, Шакман-агай, высказал то, что пришло мне в голову при разговоре, а ровня ваши дети или неровня — решать вам. По мне, так дело это для обеих сторон благое.

Гость замолчал, больше, казалось, уже не о чем говорить. Молчание затягивалось, но никто не трогался с места. Приезжие все еще надеялись услышать что-то определенное, чтобы вернуться домой с благоприятными вестями, а Шакман раздумывал, как лучше воспользоваться складывающимися выгодно для него обстоятельствами.

Оборвать разговор на этом — без всякого результата — было бы неразумно. Шакман глянул в сторону входа в юрту.

— Эй, кто там есть! Принесите еще мяса, кумысу! — И уже для сидящих рядом добавил: — Я не могу отпустить гостей, не накормив их как следует.

Ашнаксы, ворча, принялись снова, на всякий случай, разводить костры. Один из слуг внес в юрту объемистую кадку с кумысом. Угощение началось заново и, может быть, затянулось бы надолго, если б за дверью не залаял вдруг охотничий пес Шакмана, приученный также охранять жилище хозяина.

— Что там такое? — сердито крикнул Шакман, услышав голос любимца.

Растолкав суетившуюся у входа прислугу, в юрту шагнул ильбаксы[9].

— К становищу прискакал чужак, — сообщил он, не здороваясь.

— Что за человек? Откуда? Что ему здесь нужно?

— Говорит — из племени Ирехты, просит позволения переночевать у нас.

— Накормите его. Коня к нашим косякам не подпускайте, пусть пасется на привязи.

— Он говорит, что хотел бы видеть тебя, турэ.

— Хай, чтоб ему пусто было! Что ж я — должен бросить гостей ради проезжего?

Хотя гости, по мнению Шакмана, были не очень-то сообразительны, они поняли: пора прощаться. Стало ясно, что продолжение разговора пользы не сулит, мысли хозяина будут теперь заняты ирехтынцем.

Посланцы Булякана поднялись, Шакман вышел проводить их. Его подмывало сказать на прощанье: «Передайте Булякану, что я готов принять сынгранцев под свое крыло», — но вместо этих желанных слов он сказал:

— Передайте вашему турэ: я согласен продолжить разговор с ним самим. Пусть приедет.

— Передадим, Шакман-агай, — пообещал старший гость. — Но не лучше ли соблюсти обычай? Мы-то ведь — сторона невесты…

— Ладно. Коль так, пусть Булякан ждет меня на будущей неделе.

Двух оседланных коней подвели к самой юрте.

Возвращаясь в юрту, Шакман оглянулся. Кони гостей шли рысью по раскисшей дороге.

Дождь прекратился.

2

Чужак, неожиданно появившийся в становище тамьянцев, не был ни знатным турэ, ни воином либо батыром, — оказался он одним из простолюдинов племени Ирехты, человеком на побегушках, но, как позже выяснилось, душу его отягощал груз, непосильный даже для иного батыра, а следом за ним тянулась огромная мрачная тень.

Проницательный Шакман сразу угадал в представшем перед ним егете[10] преступника и спросил, особо не церемонясь:

— Кто ты — беглый или изгнанник?

— Как тебе ответить, турэ-агай?.. Я вырвался, когда меня везли в темницу.