Крыло беркута. Книга 1 - [125]
Хан Акназар отнесся к походу очень серьезно. Снова и снова внушал он своему юзбаши, что это не какой-нибудь там набег, предпринимаемый племенем ради барымты или кровной мести. Ханское войско устремляется лишь на врагов ханства, на племена, осмелившиеся восстать против воли хана, — такие племена надлежит усмирить либо раздавить. Хан выражал уверенность, что и на этот раз его непобедимые воины не оплошают — настигнут тамьянцев, разобьют их в пух и прах, захватят их добро и скот, привезут, связав, чересчур высоко задравшего нос Шакмана и поставят перед ним, ханом, на колени. Тамьянцам, которые останутся в живых, уготовано вечное рабство. Пусть юзбаши помнит: в походе главенствует он. Там будет и Ядкар-мурза («почуял добычу и завертелся, как кот возле сливок»). Не следует его армаев и охранников подпускать к тамьянскому добру слишком близко. Победу одержит войско хана, и вся добыча должна поступить к хану же…
Армаев и охранников у Ядкара-мурзы набралось порядочно, но он понимал, что его люди не в состоянии — да и нельзя! — соперничать с надежнейшей ханской сотней. Поэтому заранее предупредил своих: вперед не лезть! Бог с ним, с добром, решил баскак, на этот раз главная добыча — коварный лазутчит, лишь бы его заполучить в свои руки.
Нетрудно было представить себе, какая суматоха поднимется при нападении на племя. Воины хана кинутся, конечно, к добру и скоту. «А я должен первым делом схватить Шакмана, взять его за горло, узнать, кто — лазутчик, связать обоих и увезти в Актюбу или прямиком в Малый Сарай», — думал баскак.
Ядкар-мурза обдумывал свой хитрый замысел, юзбаши размышлял, как урвать из добычи побольше для себя. Воины, в свою очередь, мечтали о том, что достанется им, что насуют за пазуху и в карманы. Надеяться на большее они не могли и готовы были удовлетвориться даже тем, что набьют, наконец, животы чем-нибудь вкусненьким.
Надежда, велика ли она, мала ли, помогает скоротать время в пути, мечта отвлекает внимание от дорожных тягот.
Когда ханское войско достигло речки Мелеузки, заканчивался листопад, начиналось черное предзимье. Одну из ночей, все более удлинявшихся, провели как раз на том месте, где было становище тамьянцев. Но давно уж их след простыл, и оставалось только гадать, куда двигаться дальше.
Ядкар-мурза помалкивал, командовал юзбаши. На следующий день пришли к устью речки.
И здесь нашли следы, оставленные тамьянцами, на стволах берез и вязов была вырезана их тамга в виде крюка, только самих тамьянцев не было.
Двинулись вверх по Агидели. На крутом ее изгибе опять наткнулись на знаки племени Тамьян, уже посвежее. Пока юзбаши и баскак совещались, как быть, свернуть к синеющему слева Уралу или по-прежнему идти вдоль реки, издалека, из редколесья, донеслись крики: «Хайт, хайт!» Так торопят коней. Разведчики сотни кинулись в ту сторону, никого не нашли, но, осмотрев внимательно следы, пришли к мнению, что неподалеку обитают люди, много людей. Раздумывать было некогда. Войско двинулось в направлении, указанном разведчиками. Решили: тамьянцы не в поход отправились, делают небольшие переходы, приноравливаясь к движению своего стада, стало быть, далеко не могли уйти, это они и есть.
Крики, подбадривающие коней, повторились еще несколько раз. Но разведчики напрасно бросались в ту сторону, откуда они слышались, — крики тут же удалялись и умолкали. Между тем на одном из вытянувшихся грядой холмов поднялся столб дыма. Юзбаши имел кое-какой опыт, он понял: там — люди, подают знак опасности, где-то рядом должно быть племя, которое предстоит разгромить.
Сделали короткую остановку, чтобы оглядеться и решить, как действовать — кинуть часть воинов в обход холма или ринуться всем напрямик. А дым заклубился и на макушке второго холма, а там и третьего… Запахло нешуточным делом: хорошо налаженная дозорная служба стремительно передавала куда-то, куда глазом не достанешь, тревожную весть. Такое можно видеть лишь в большом многоопытном племени. Неужто на это хватило ума у Шакмана? Неужто переселяющееся племя успело расставить столько дозорных?
Войско ринулось на первый холм, но взлетев на его вершину, воины никого не нашли. Только костер. А холмы и горы вокруг словно разговаривали между собой, дымы как бы перескакивали с вершины на вершину и уже мчались не в одном только направлении, а разбегались в разные стороны.
Стало очевидным: знак подается не переселяющемуся, а какому-то другому, давно обжившему эти места племени. Но кто запалил костер? Куда делись дозорные? На втором холме их тоже не обнаружили. Лишь у третьего разведчикам удалось перехватить двух верховых. Пришлось связать их по рукам и ногам — отчаянно отбивались. Как только пленников, развязав врезавшиеся в их тела волосяные веревки, поставили перед юзбаши, оба, как по уговору, закричали в один голос:
— Туксаба! Туксаба!
— Мне не нужен ваш клич! — рявкнул юзбаши. — Из какого вы племени? Кто ваш турэ?
— Туксаба!..
Собрался было юзбаши поучить неразумных пленников уму-разуму, взмахнул плеткой, но тут неподалеку грянул тот же клич.
— Наши! Санкемцы! Туксаба-а-а!..
Из-за леска вылетела толпа вооруженных всадников, с криком-визгом устремилась на ханское войско.
Приключенческая повесть известного башкирского писателя Кирея Мэргэна (1911–1984) о пионерах, которые отправляются на лодках в поход по реке Караидель. По пути они ближе узнали родной край, встречались с разными людьми, а главное — собрали воспоминания участников гражданской войны.
Вторая книга романа известного башкирского писателя об историческом событии в жизни башкирского народа — добровольном присоединении Башкирии к Русскому государству.
Генерал К. Сахаров закончил Оренбургский кадетский корпус, Николаевское инженерное училище и академию Генерального штаба. Георгиевский кавалер, участвовал в Русско-японской и Первой мировой войнах. Дважды был арестован: первый раз за участие в корниловском мятеже; второй раз за попытку пробраться в Добровольческую армию. После второго ареста бежал. В Белом движении сделал блистательную карьеру, пиком которой стало звание генерал-лейтенанта и должность командующего Восточным фронтом. Однако отношение генералов Белой Сибири к Сахарову было довольно критическое.
Исторический роман Акакия Белиашвили "Бесики" отражает одну из самых трагических эпох истории Грузии — вторую половину XVIII века. Грузинский народ, обессиленный кровопролитными войнами с персидскими и турецкими захватчиками, нашёл единственную возможность спасти национальное существование в дружбе с Россией.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.
Описываемые в романе события развертываются на одном из крупнейших нефтепромыслов Башкирии. Инженеры, операторы, диспетчеры, мастера по добыче нефти и ремонту скважин — герои этой книги.
Роман о борьбе социальных группировок в дореволюционной башкирской деревне, о становлении революционного самосознания сельской бедноты.
Роман повествует о людях, судьбы которых были прочно связаны с таким крупным социальным явлением в жизни советского общества, как коллективизация. На примере событий, происходивших в башкирской деревне Кайынлы, автор исследует историю становления и колхоза, и человеческих личностей.