Но неженатому не доверяют судьбу племени. Мудрость этого неписаного правила подтверждена многовековым опытом. В голове неженатого еще гуляет ветер. Назрела необходимость женить Канзафара. Дело это уже подобно плоду, готовому сорваться с ветки. Даже самого Тенгри, похоже, озаботило будущее минцев. Поэтому не только у акхакалов, но и у простолюдья не было двух мнений насчет того, кто должен жениться на загадочной найденке.
Лишь Субай-турэ смотрел на это иначе. С его точки зрения, найденная где-то там у дороги девушка была ничем не лучше бродяг и попрошаек, то и дело появляющихся в племени. Мало ли что случается в пути! Ну, попала, девушка каким-то образом в беду, спасли ее. Подкормить, поставить ее на ноги и отправить, куда хочет, — вот и вся забота!
Между тем в племени вера в божий знак крепла, слава найденки росла. Первоначальная настороженность и простое любопытство уступили место сочувствию, а потом и сердечному к ней отношению. Девушку уже считали своей.
В конце концов, Субай-турэ вынужден был согласиться с акхакалами. Решил поговорить с сыном.
Люди, не таясь, заводили разговоры о предстоящей свадьбе и при самом Канзафаре, сверстники слегка подтрунивали над ним, поэтому он сразу догадался, зачем его позвал отец. Правду сказать, парень не спешил жениться, не нагулялся еще в егетах, не хотел лишаться возможности отправляться со сверстниками, куда захочется и когда захочется — на охоту ли, на байгу ли к соседям. Он понимал: как только женится, навалятся на него заботы и о семье, и о племени. С другой стороны, он не заигрывал, как другие егеты, с девушками, не было у него никого на примете, хотя нашлась бы в становище красавица, способная пленить его, — на своих, местных девушек смотрел он свысока. Сын турэ есть сын турэ, жениться он должен на ровне. Где-то другой турэ растит для него свою дочь.>(В крайнем случае, отец и акхакалы, посоветовавшись, выберут ему в жены дочь знатного человека из своего племени. Дети турэ не вольны в выборе. Зная это, Канзафар о женитьбе просто не задумывался, а отец ждал, когда повыветрится из него юношеское легкомыслие.
Неожиданный поворот событий заставил Канзафара задуматься. Шутка ли — его собираются женить на девушке, найденной в лесу. Кто она, откуда — неведомо. Ничего о себе не говорит. Люди решили, что такова воля Тенгри, и на том успокоились. Хотя злые языки все еще поговаривают и о нечистой силе: якобы она явилась в облике девушки и уже присушила Канзафара. Голова от всего этого кругом идет…
Субай-турэ начал разговор издалека.
— Заботы о племени, видно, скоро лягут на твои плечи, сынок. Акхакалы склоняются к этому. Я решил женить тебя…
Канзафар немного растерялся, хотя и знал, о чем пойдет речь. Ответил, сглотнув набежавшую вдруг слюну:
— Я не могу перечить тебе, отец. Как скажешь.
— Невесту твою считают посланницей бога. Племя хочет, чтоб ты женился на ней.
— Я понял, отец. Только…
Он хотел сказать: «Только говорят о ней всякое…» Но сдержался, решил не расстраивать отца.
— …Только вполне ли она подходит нам?
— Подходит, сынок, подходит, раз племя считает, что она предназначена нам.
— Твоя воля, отец…
Согласна ли невеста — никто не спрашивал. За нее решали другие.
Поскольку год выдался тяжелый и невеста, как полагали, была не из знатной семьи, свадьбу Субай-турэ наметил скромную, без байги. Акхакалы его решение одобрили, но с условием, что брачную молитву должен сотворить именитый мулла: о чести племени тоже надо думать. Что ни говори — женится сын турэ, свадьбу устраивает предводитель племени. Потому и послан был гонец к служителю аллаха, появившемуся в этих краях недавно, но уже получившему известность как «ишан, имеющий мюридов».
Мулла, а теперь — ишан Апкадир, хотя и обзавелся остабикой, в гости и на торжества по случаю бракосочетания или наречения ребенка ездил один, без жены. Да и Минзиля не рвалась в поездки с ним, стеснялась. Большинство хозяйственных забот Апкадир передал ей, а все же полновластной хозяйкой, настоящей остабикой она себя не чувствовала. Апкадир стал подумывать о жене, способной подняться на уровень, соответствующий его положению.
Утвердившись у горы Каргаул, Апкадир чинно обставил свои выезды: посылает вперед одного из мюридов, в свое время последовавших за ним подобно тому, как заблудившийся щенок увязывается за случайным прохожим; благодаря стараниям мюрида человек, пригласивший ишана, осознает, сколь значителен едущий к нему гость, встречает его должным образом, сажает только на мягкие подушки, бывает даже, что расстилает коврик на том месте, где святой ишан сойдет с коня.
К Субаю ишан тоже послал мюрида и приехал следом в сопровождении слуги.
Никах длился недолго. Ишан сотворил брачную молитву, не спросив, согласна ли невеста и даже не полюбопытствовав, какова она из себя. Невеста сидела за занавеской — ни жива ни мертва.
Субай-турэ объявил, что труд ишана будет вознагражден овцой. Ишан, обидевшись, вяло коснулся руками щек:
— Аллахи акбар!
И сказал:
— Пошлешь с овцой своего погонщика. Одна ли овца, пять ли — все равно нужен погонщик. Не гнать же ее мне самому!
Субай-турэ понял намек, начал прибедняться:
