Крушение надежд - [17]

Теперь я вторично прошу освободить и наградить сержанта Александра Фисатова званием Героя…»

Когда оставалось добавить всего несколько слов, в кабинет Судоплатова без стука вошел знакомый подполковник в сопровождении двух солдат.

Без должного обращения к генералу он просто сказал:

— Вы арестованы.

Судоплатов понял, что чутье разведчика его не обмануло: он попал под чистку Хрущева и нового министра Серова.

Могу я закончить важное письмо?

— Вы арестованы, — строго отчеканил подполковник.

Они спустились с седьмого этажа по внутренней лестнице в секретную лубянскую тюрьму. Там с Судоплатова сняли погоны и звезду Героя Советского Союза.

Судили его закрытым судом, предъявив сфабрикованные обвинения[17]. Сразу после ареста все бумаги в его кабинете были опечатаны. Неотправленное письмо о герое-разведчике Александре Фисатове не дошло до Верховного Совета, попало в архив судебного следствия.

* * *

На следующий день после ареста Судоплатова к Гинзбургам пришла подавленная и растерянная Мария Берг, жена Павла. Это происходило еще до реабилитации политических жертв, и Павел все еще томился в заключении.

Мария с порога грустно сказала:

— У меня новости: звонила Эмма Судоплатова и позвала к себе, она не хотела говорить по телефону: арестовали ее мужа. И еще более поразительное, оказывается, арестован и сам Берия. Вы слышали об этом?

Августа с Семеном переглянулись:

— Да, мы знаем о Берии, но это пока неофициальная новость.

Вышел из своей комнаты Алеша, вслушался в разговор. Он хорошо знал английский язык и часто слушал передачи радиостанции «Би-би-си» — на английском ее почти не глушили.

Алеша сказал:

— Какая еще неофициальная новость? Я только что слышал про это из Англии. Знаете, что сказал об этом тайном кремлевском скандале премьер-министр Уинстон Черчилль? Он назвал это «buldogs fighting under a rug» — схватка бульдогов под ковром.

Все, кроме Марии, улыбнулись. Ее старались успокоить, а она все говорила:

— Боже мой, боже мой! Мне так жалко Эмму и ужасно горько за Пашу Судоплатова. Он такой заслуженный человек, великий разведчик. Ведь он воспитанник моего Павла. Как только Эмма сказала об его аресте, сразу мне вспомнилось, как я после ареста Павлика в тридцать восьмом прибежала к тебе, Сеня, в панике. Меня обуял такой ужас! Я тогда укуталась в деревенский платок нашей работницы Нюши, чтобы меня не узнали, и повторяла себе на ходу: бежать, бежать, бежать… И бежала к тебе, Сеня, надеясь на защиту.

Августа усадила ее за стол, налила чаю, успокаивала. А Мария все вспоминала и вспоминала Эмму и свои переживания:

— Она мне говорила, что Судоплатов предчувствовал свой арест, он считал, что Хрущев станет сводить с ним старые счеты. То, что Берию арестовали, — это ему по заслугам. Его надо бы убить за все, что он наделал. Но Паша Судоплатов… Значит, опять хватают хороших людей, как схватили моего Павлика. Обещают реабилитацию, а сами хватают новых невиновных. В чем же разница между тем временем и этим? Это ужасно!

Августа сказала:

— Да, это ужасно несправедливо со стороны Хрущева! Какой же это руководитель страны, если не умеет разбираться в людях и сводит с ними счеты? Еврипид писал: «Вовремя проявить силу и вовремя справедливость — вот в чем достоинство властителя». Но, дорогая моя, Хрущев Еврипида не читал.

А Семен подытожил своим всегдашним восклицанием:

— Вот именно!

* * *

Только через три месяца появилось в печати сообщение об аресте Берии, народ встретил его как праздник — общий вздох облегчения прошел по стране. Все спешили передать друг другу эту потрясающую новость и с волнением обсуждали ее.

Алеша Гинзбург тут же отреагировал на событие эпиграммой:

Наконец-то Берия

Вышел из доверия.

А Хрущев и Маленков

Дали в зад ему пинков.

Семен улыбнулся поэтической шутке сына:

— Что ж, написано звучно и ясно, жаль, что напечатать нельзя, — не дадут, слишком уж в лоб. А люди с удовольствием прочитали бы.

Августа, большая поклонница стихов сына, возразила:

— Напечатать нельзя, но пустить в народ устно можно. Люди станут повторять и примут за народное творчество. Ведь есть же неизвестные авторы разных популярных народных стихов и куплетов.

Алеша подумал секунду и решил:

— А что ж, мама права: ведь что входит в уши — западает в души. Пусть это будет народным творчеством. У меня нет амбиций подписываться под мелкими шутками.

Семен поинтересовался:

— Как ты внедришь это в народ?

— Моня Гендель сделает, он умеет.

* * *

Павел слушал рассказ Семена, попивая пшеничную водку:

— А что было дальше?

— Павлик, про Моню Генделя пусть расскажет Алешка, они друзья.

11. Моня Гендель

Алеша рассказывал про Моню с большим удовольствием.

На рынке у Головановского переулка, за Ленинградским шоссе, стояли длинные понурые очереди за картошкой. В овощных магазинах картошку продавали мелкую, часто подмороженную или подгнившую, да и та не всегда была. Люди предпочитали рыночную и ждали привоза с утра. Два колхозника привезли несколько мешков, и сразу набежал народ. Но рыночные цены были выше и часто менялись, а потому люди спрашивали друг у друга:

— Почем картошка сегодня?

— По полтора рубля.

А в другой очереди: