1. Встреча у ворот посольства
В начале 1950-х годов в Москве, на старой и тихой Погодинской улице, мощенной еще с прошлого века булыжником, царило необычайное оживление: ее дальний конец, где притаилась рощица старых деревьев, отгородили высоким забором и по углам забора поставили смотровые вышки. В утренние часы, когда жители улицы еще спали, за забор заезжали грузовики-трехтонки с крытыми брезентом кузовами, а на вышки становились часовые с винтовками. Это означало, что привезли для работы заключенных. Целыми днями из-за забора доносился грохот стройки, а по вечерам работяг увозили и часовые исчезали.
Так оживилась старая Погодинка, на которой стояло всего несколько небольших домов. В середине XIX века первый из них построил для себя известный историк Погодин. В его дом, который называли «Погодинская изба», приезжали и Гоголь, и Лермонтов, и Аксаков. Но в конце века усадьбу отгородили от улицы Пречистенки новые корпуса клиники медицинского факультета. А часть улицы позади клиники назвали, в честь первого жителя, Погодинской, и, хотя прошел почти век, она все еще оставалась малозастроенной и глухой. Теперь же немногие ее жители с удивлением поглядывали в сторону новостройки. Сразу становилось ясно, что работали заключенные, но в те годы это было обычным делом — чуть ли не все в стране строилось руками так называемых зеков (сокращение от слова «заключенный», придуманное потому, что это слово приходилось писать в миллионах бумаг миллионы раз). Удивляло людей не это, а та скорость, даже поспешность, с которой велось строительство: все годы советской власти Москва строилась вяло и медленно, и вдруг в считанные дни на забытой улице все изменилось.
И вот через несколько месяцев обозначился за забором кирпичный остов трехэтажного дома с башней посередине: пока она зияла широкими прогалинами будущих окон. Потом ее покрыли плитами белого мрамора, пустоты засверкали большими стеклами, за забор завезли саженцы тополей, — и сразу после этого перестали приезжать машины с заключенными. Забор убрали, за ним обнаружилась чугунная решетка с воротами. На воротах красовалась доска со странным чужим гербом — черный орел в овале — и надписью: «Посольство Народной Республики Албании». А за воротами стоял небольшой белый особняк изящных пропорций.
Погодинские жители поразились еще больше: об Албании никто ничего толком не знал, эта маленькая страна находилась где-то далеко, у Средиземного моря, и скорость, с которой шла стройка, даже сама красота здания никак не увязывались в представлении москвичей с чем-либо важным. А вскоре всю улицу запрудили дорожные рабочие, в два дня покрыли асфальтом булыжники мостовой и покатили по нему тяжелые катки. Улица сразу преобразилась, мягко заскользили по ней важные лимузины и красивые дипломатические машины. Это происходило уже после смерти Сталина — в марте 1953 года.
Однажды тихим весенним вечером Погодинка вдруг заполнилась агентами КГБ: у прохожих проверяли документы и пропускали только местных жителей. Проехала кавалькада длинных черных лимузинов ЗИС, ЗИМ и иностранных марок: по всей видимости, члены правительства и дипломаты собирались праздновать вселение в посольство. Местные жители передавали друг другу, что в одной машине кто-то разглядел самого Никиту Хрущева, нового первого секретаря Центрального комитета Коммунистической партии.
* * *
Кроме немногих жителей Погодинки, каждый день по ней проходили еще студенты Второго медицинского института. Они пересекали улицу проходными дворами, спеша на занятия в четырехэтажный корпус медико-биологического факультета. Это был обветшалый дом, одиноко стоявший недалеко от нового посольства. Студентам не было дела до стройки за забором, но когда за решеткой обнаружился новый особняк, сверкающий мрамором и стеклом, он сразу привлек к себе внимание. А в мае, на фоне голубого неба и яркой зелени, новое здание стало особенно привлекательным — белый особняк казался парящим в воздухе. Студенты поглядывали на него издали, но подходить и рассматривать не решались: милиционер у ворот мрачно поглядывал на проходивших.
В один из таких весенних дней от группы студентов отделилась девушка и, поправляя на затылке большой пучок каштановых волос, беспечно остановилась у ворот — полюбоваться на здание через решетку. Хмурый милиционер удивленно глянул на нее и буркнул:
— Гражданочка, здесь стоять не положено.
Слышала она эти слова или не слышала, но с места не сдвинулась. Он повторил суровей:
— Проходите, сказано — проходите!
— Почему? Я ведь только смотрю.
— Смотреть не положено.
Слова «не положено» и «запрещено» были самыми популярными в советском лексиконе, возражать и спорить с этим было и не положено, и запрещено. Девушка вздохнула, капризно поморщилась, надув пухлые губки, и собиралась уже отойти. В этот момент с улицы к воротам подъехала «победа» с дипломатическим номером. Милиционер засуетился, кинулся открывать ворота. Открывшийся вид оказался еще привлекательней. Девушка невольно задержалась, рассматривая здание, запрокинув голову и прижав к груди руки. Худенькая, в голубом облегающем платье, она стояла, немного расставив стройные ноги и как будто слегка отклонившись всем телом назад. Ее фигурка выглядела так привлекательно, что надо было быть мрачным постовым милиционером «при исполнении», чтобы продолжать ворчать. В машине, видимо, заметили ее красоту. Проехав ворота, «победа» резко затормозила, и из нее вышел высокий мужчина в светлом костюме. Милиционер козырнул, но мужчина, не обратив на это внимания, направился назад — к девушке. Она смотрела на здание и даже не заметила его приближения.