Крушение карьеры Власовского - [33]

Но сегодня люди Сумцова снова напали на след Каурта. На этот раз этот след привел их в отделение Госстраха Пролетарского района. Есть предположение, что шпион скрывается под маской агента Госстраха. Надо надеяться, что завтра это будет установлено с полной точностью. А если предположение окажется верным, остается выяснить, у кого именно застраховался Глазырин, Тогда сомкнется круг…

Адриан Петрович снял трубку, чтобы позвонить генералу Важенцеву. Поздно, но ведь генерал просил ему докладывать о деле Сенченко в любое время.

— Да, по тому делу… Через пятнадцать минут? Есть! — Адриан Петрович откинулся на спинку кресла.

Сегодня будет о чем доложить генералу.

Факты, установленные за последние дни, проливают свет на дело Сенченко.

Как Сумцов и ожидал, мрак вокруг имени ученого рассеивается. Вот-вот он схватит за руку того, кто покусился на этого честного советского человека. Поймать преступника помогают многие: и честный рабочий Ларе Стивене, и доцент Филаткин, и закройщица Козликова, и даже эта славная девочка Маша Минакова.

А самое важное то, что Сумцов, кажется, нащупал и того, кто вольно или невольно способствовал черным вражеским силам.

Глава четырнадцатая Свои люди

Когда у старого человека болит сердце, то перед этим нередко пасует даже такое испытанное средство, как ландышевые капли.

Дрожащими руками: Максим Леонидович еще раз поднес к губам рюмку со спасительным лекарством. Это уже третья порция. Может быть, подействует?

Но сдавало не только сердце. Ему казалось, что пылает мозг, отказываются служить ноги, а все тело сотрясает неукротимый озноб.

Главное — унять бы дрожь. Ведь это могут заметить люди… И вдруг спросят… «Товарищ Гонский, что с вами? Малярия? Так почему же малярия ранней весной?»

Но что такое болезнь? То, что произошло — страшнее всякой болезни…

И как внезапно он «заболел».

А ведь все складывалось так хорошо. И переезд Виктора в столицу, и открывшаяся вакансия — он ручается, что даже без рекомендации «ответственного» добился бы места заведующего скуппунктом.

Беда пришла к нему именно туда, на место его работы. И пришла так просто, так обыкновенно…

Сейчас Максим Леонидович отчетливо вспоминал каждую деталь.

Поколебавшись, он принял от клиента театральный бинокль. Вещь, правда, подержанная, но подкупала перламутровая отделка и довольно сносный футляр. Подобные вещи он не без выгоды сбывал знакомому билетеру.

Несколько приуменьшив подлинную стоимость предмета, что было негласным правилом его коммерции, и уже выплатив за бинокль деньги, Максим Леонидович считал, что маленькая операция закончена. Но вдруг клиент, пользуясь тем, что они наедине, вполголоса сообщил, что хотел бы «частным порядком» продать еще одну ценную вещь.

Внимательно взглянув на посетителя и определив, что тот заслуживает доверия, Максим Леонидович согласился. В его практике такие случаи бывали и, как правило, заканчивались с выгодой.

И на другой день в назначенное время молодой человек явился. Но в руках у него ничего не было. Очевидно, речь шла о небольшой по размерам, а возможно, и золотой вещице. Последнее особенно интересовало Максима Леонидовича.

Но предположения не оправдались. Вместо этого клиент протянул ему самую обыкновенную фотокарточку.

— Изменились, господин Гонский… Подумать только, что делает время! — вздохнул он.

Это был групповой снимок тридцатитрехлетней давности. О его существовании господин Гонский давным-давно забыл…

И вот Максим Леонидович мечется в своей комнате, как отравленная крыса, и нет на свете лекарства, чтобы унять эту страшную изнуряющую дрожь…

В таком состоянии можно решиться на самую крайнюю меру.

Виктор Владиславович возвращался домой в отличном расположении духа.

Делу, которое по вине Важенцева продвигалось с таким скрипом, наконец, дан полный ход.

А произошло это благодаря пустяковой случайности. Важное начальство — а этому человеку Власовский и был обязан своим переездом в столицу — запросило по телефону небольшую письменную справку.

Лишний раз показаться начальнику, на покровительство которого ты рассчитываешь, всегда полезно. Власовский сразу нашелся. Хотя это и не входило в его прямые обязанности — он вызвался эту справку отнести лично.

Какая это была удачная мысль!

Начальство, конечно, узнало своего выдвиженца, и сразу же осведомилось о том, как он справляется с первым, крупным делом.

Власовский отдал дань тому, что про себя он называл не иначе, как «фразеологией»: окрылило доверие, с головой ушел в работу, широкий размах, интересы Родины и тому подобное. Странно. Если с Важенцевым он чувствовал себя скованным, то зато с какой легкостью находит он общий язык с этим человеком. Пусть начальник не вышел ростом, с брюшком, пусть его череп обнажен и даже слегка поблескивает, но все равно — что-то властное мерещится в этих жестах, в этом проницательном взоре, который, казалось, так и стреляет сквозь стекла пенсне. Нет сомнения, что всякая мягкотелость ему отвратительна.

Вот почему Власовский поспешил упомянуть о трудности, с которой нельзя не считаться. Начальство заинтересовалось. Но подчиненный скромно уклонился от прямого ответа. И лишь в конце концов как бы вынужденно упомянул об излишней мягкости, чтоб не сказать больше, генерала Важенцева.