Крушение карьеры Власовского - [35]

Виктор, оставшись круглым сиротой — мать умерла, когда он был совсем маленьким, — так никогда и не узнал, какой ценой его двоюродный дядя приобрел себе жизнь и свободу, Очевидно, испытывая некоторую неловкость, дядя Мока взял на себя заботы о подростке.

Сформировавшись под влиянием опекуна, Виктор стал рано проявлять инициативу и рваться к полной самостоятельности. К тому времени дядя, видимо желая окончательно замести следы, перебрался поближе к своим родным местам — в Белоруссию. В небольшом городке Бобруйске он также занялся торговлей, но уже добропорядочной: заготовлял сырье для кооперативной артели «Пух и перо».

Подобный род деятельности не привлекал, однако, молодого Власовского. Он уже тогда постиг, что к прочному месту под солнцем ведут совсем иные пути.

Уже тогда Виктор решил для себя, что максимальный результат следует извлекать с минимальной затратой труда. Возможно, подобная философия и помешала ему получить настоящее образование. Нельзя сказать, что это удручало Виктора. У него были иные замыслы.

Первая попытка вступить в комсомол потерпела неудачу. Ответ в графе анкеты о роде занятий отца — «кустарь», а также несколько сбивчивые объяснения Виктора по этому поводу насторожили комсомольцев.

Тогда он решил действовать иначе. Переехав в Минск, подросток поступил в ремонтно-механическую мастерскую сначала чернорабочим, а затем подручным слесаря. Это открыло перед Власовским возможность на анкетные вопросы о социальном положении все дальнейшее время четко отвечать: «рабочий».

Там же он вторично подал заявление в комсомол. И несмотря на то, что отлично помнил тех, кто выполнял граверные работы в мастерской его отца, в графе о родителях он к сомнительному слову «кустарь» на этот раз добавил слово «одиночка».

А по совету дяди Моки еще добавил, что отец его был зверски замучен белогвардейцами как участник партизанского движения в Сибири.

Виктора приняли в комсомол. А версия настолько в нем укоренилась, что он чуть ли не сам искренне верил в нее и, уже не задумываясь, смело вписывал ее во все свои анкеты и автобиографии.

И все же иногда какое-то больное, ноющее чувство томило Власовского…

— Что случилось? — также переходя на шепот, спросил он дядю.

— Только ты один можешь спасти меня… — прохрипел дядя Мока.

Мысль о том, что у дяди подотчетные неприятности, — а в его финансовой безупречности племянник имел основания сомневаться, — успокоила Виктора Владиславовича.

— Опять продулся на бегах?

— Что ты, что ты, Витенька!..

Всхлипывая и задыхаясь, старик рассказал о сразившем его визите мнимого клиента.

— Ну что из этого? — выслушав дядю, сказал Власовский. — Подумаешь! Сто лет назад приторговывал аспирином или там сахарином… Простой шантаж!.. Что он хотел? Деньги тянул?

На лице Максима Леонидовича отразилось смятение.

Как рассказать «ответственному» племяннику всю правду! И все же он решился.

— Я у них в картотеке, — безнадежно сказал дядя Мока.

— У кого «у них»? Какая картотека? — не удержавшись, воскликнул Власовский. Он сам больше всего боялся подобных слов.

— Тише, бога ради, тише! — взмолился старик.

— Ты завербован? — наконец решился произнести страшное слово Власовский.

— Боже упаси, — замахал руками старик, — что ты, что ты! Честное слово, только иногда… только услуги…

И все же отступать было некуда. Максим Леонидович сознался, каким образом его имя попало в картотеку иностранной разведки. Да, его недаром держали при миссии Красного Креста и сквозь пальцы смотрели на коммерческие махинации. Дело в том, что он время от времени принужден был оказывать интервентам так называемые «особые услуги».

— Но что ты для них делал? — ужаснулся Власовский.

Даже по прошествии тридцати трех лет трудно признаться в том, что подпольная группа революционной молодежи «Третий Интернационал» провалилась не без твоего участия…

— Но разве ты не понимаешь? — замялся старик. — Нужные им услуги…

Взгляды их встретились.

И Власовский понял.

— Ах, так вот как! — Гнев его был неподдельным. — Так и подыхай же, старая собака…. Я тут ни при чем!

Мелодично зазвонили часы, украшенные фигурками позеленевших от времени обнаженных богинь.

— Как ни при чем, Витенька? — прошипел старик. — Ведь и ты не без греха!..

— Ты про что? — начал было Власовский.

— А про то, что если мне капут, то и тебе амба…

— Вот как? Значит, ты посмеешь обо мне?.. — Власовский тоже избег уточнений.

— А ты что же, мальчик, думал? Меня за решетку, а ты в стороне, чистенький? Нет, Витюша, номер не пройдет!.. Думаешь отвертеться, как от Варвары?.. Когда Варька тебя прикармливала, то хороша была… А теперь подавай тебе столичную!..

— А ты, продажная шкура, в мои личные дела не суйся!..

Оба ощерились. Сейчас их фамильное сходство стало очевидным. Власовский шагнул к старику. Кулаки его сжались. Но во-время он опомнился. Инстинкт самосохранения подсказывал, что нужно не терять самообладания, а главное — не отвлекаться на мелочи. Возможно, и у его дяди возникла та же мысль.

— Так что же ему от тебя в конце концов надо? — уже спокойнее спросил Власовский.

И Максим Леонидович все так же шепотом, но довольно связно изложил, чего от него добивались.