Готовясь предстать перед одним из старейших работников министерства, Власовский испытывал понятное волнение. Следовало привести в ясность и стройность свои мысли.
Данные по делу Сенченко пока что были таковы.
Несколько писем, к сожалению, анонимных, но, несомненно, идущих от разных лиц, сигнализировали о враждебной, если не прямо шпионской деятельности молодого, но уже известного профессора Сенченко.
И действительно, Власовский совершенно точно установил следующие факты.
Первое. Связь отца Сенченко с засланным в Советский Союз матерым шпионом Храпчуком. Проникнув в дом под предлогом старой дружбы, шпион получил ряд секретнейших данных о работах сына-ученого.
Второе. Жена профессора, Людмила Георгиевна Сенченко, находясь в заграничной командировке, завязала подозрительные связи. А по воз-вращении в СССР эти связи продолжала.
Несомненно, что сам профессор Сенченко, будучи в таком окружении, не мог не знать обо всех этих фактах.
Власовский задумался.
Все эти папаши и жены, конечно, хороши, но все же это лишь гарнир, и к нему нужно солидное основное блюдо. А вот если удастся доказать предательство и самого ученого, дело получит чрезвычайно весомый характер.
Ну и что ж из того, что заявления были анонимными! Ведь сам его покровитель — высокий начальник, способствовавший переводу в столицу, не раз говорил, что любая анонимка имеет свою ценность. Главное — сорвать маску с врага народа. Вот и теперь. Взять хотя бы первый сигнал о вражеской деятельности Сенченко за подписью «Патриот». Подкупает знание обстановки в институте. Это наверняка написал один из подчиненных профессора. А вот именно такое письмо привело к столь ценному источнику информации о Сенченко, как его личная секретарша Зубкова. Какая удача, что именно перед докладом у Важенцева он еще раз допросил Зубкову!
Интересно… Как отнесется Важенцев к этому делу? Ведь от него так много зависит!
Стрелка часов показала без трех минут двенадцать.
Внешний вид и вся манера поведения генерала Важенцева несколько разочаровали Власовского.
— А, товарищ Власовский! Заходите, заходите, — совсем просто сказал генерал, как бы не заметив всей подчеркнутой торжественности появления майора с папкой подмышкой. — Присаживайтесь, потолкуем.
Власовский скромно, но с достоинством воспользовался приглашением.
— Так, так… Дело Сенченко? — указал генерал на папку. — Слушаю, говорите…
Трудно сказать, откуда в иные моменты у Власовского возникал дар слова. Как правило, с ним это происходило, когда он докладывал по начальству.
И сейчас Виктор Владиславович известные ему факты старался подать эффектно, в литературном, как он считал, изложении. Последнему обстоятельству немало способствовало то, что в свое время, еще будучи подростком, Витя Власовский в библиотеке дяди Моки начитался произведений Брешко-Брешковского.
Однако когда Власовский назвал Людмилу Сенченко «богемствующей сибариткой» и «моральным уродом», генерал поморщился.
— Нельзя ли, товарищ Власовский, без этих цветов красноречия? Ближе к делу.
Со свойственной ему легкостью Власовский тут же переориентировался.
Ну что же! Если этот старик не в состоянии оценить яркой манеры изложения, он докажет, что в равной степени умеет пользоваться строгим идейно-политическим языком.
Да и вообще подобные обветшавшие фигуры — а Власовский как только вошел, заметил утомленное выражение лица пожилого генерала — едва ли способны понять, какое перед ним богатое, перспективное дело! Чудаки… Они отстали от современности. Им бы только тешиться мыслью, что начали работать здесь еще при Дзержинском, да кичиться своим партийным стажем. Нет, будущее не за такими шляпами. Только тот, кто остро чувствует современность, — как, например, его высокий начальник, — способен сразу же учуять, чем пахнет.
Власовский не мог себе не признаться, что далее такое выражение, как «перспективное дело», было его маленьким плагиатом у своего могучего покровителя.
Но, очевидно, размышления майора о том, что генерал недостаточно заинтересовался существом дела Сенченко, оказались поспешными. Из доложенного материала Важенцев выделил несколько моментов.
— Так вы говорите, что после возвращения из-за границы у Людмилы Сенченко образовались какие-то подозрительные связи? — переспросил генерал.
— Установлено точно, товарищ генерал. И именно это явилось причиной семейного разлада.
Важенцев помолчал.
— И факт фотографирования Храпчуком рабочего кабинета Сенченко установлен?
— Несомненно! — с жаром сказал Власовский. — И хуже того: снимки попали в руки иностранной разведки.
— Да, факт этот очень важный, — сказал генерал. — И то, что мне известно, в значительной степени совпадает с вашими данными. Все же в этом деле еще много неясного. Вы, например, утверждаете, что сам Сенченко в курсе всего того, что вокруг него происходит, — продолжал генерал, перелистывая лежавшие перед ним бумаги. — Но хотелось бы все-таки знать, есть ли у вас на этот счет совершенно точные данные?
— Разрешите заметить, товарищ генерал, что в таких вещах стопроцентной доказуемости вообще не существует… Это все-таки не математика. Формальная логика здесь опасна… В нашем деле самое опасное — либерализм. Он может подвести даже опытного работника.
