Крупнейшие уголовные дела XX века в США - [140]

. Молча взирает на беззаконие американская юстиция, столь резвая на расправу, когда дело касается обвинения индейцев. Убийцы разгуливают на свободе, а борющиеся за право на существование коренные американцы оказываются за решеткой. Так американская юстиция отказывает индейцам в судебной защите основного права человека — права на жизнь.

Во время второй мировой войны специальная подкомиссия палаты представителей американского Конгресса опубликовала заявление: «Окончательное урегулирование отношений с индейцами состоит в том, чтобы ликвидировать саму эту проблему, а не обрекать соответствующее федеральное ведомство возиться веки вечные с постепенно возрастающим индейским населением»[360].

В наше время американские власти избегают выражаться со столь же откровенным цинизмом. Современные декларации на этот счет выдержаны преимущественно в духе модной ныне в Вашингтоне риторики о демократии, гуманизме и правах человека. Однако политика в отношении коренного населения страны на практике не оставляет сомнений в том, что курс на подавление этнической самобытности индейского народа господствует и поныне.

Особая камера № 37 тюрьмы Холмэн

Фасад здания Верховного суда США в Вашингтоне украшен не только величественным фронтоном, фундаментальными колоннами, скульптурными изображениями. Еще издали внимание привлекают расположенные по фризу огромные буквы — Equal Justice Under Law (Равное правосудие в соответствии с законом). Этот лозунг в Соединенных Штатах можно увидеть повсюду — от титульных листов юридических изданий до буклетов, рекламирующих американский образ жизни. Словом, порассуждать на темы о равенстве есть много охотников. Но от провозглашения деклараций до их практической реализации зачастую, как известно, дистанция огромного размера. Современная действительность дает примеры, которые никак не укладываются в расхожие представления о равных возможностях американцев.

Молодой темнокожий рабочий крупного металлургического завода в алабамском городе Бирмингеме Джон Харрис никогда не был ни руководителем протестующей негритянской молодежи, ни активистом антирасистского движения. Но как и тысячи его юных сверстников он шел в колоннах демонстрантов, нес по улицам города плакаты с призывами к борьбе за гражданские права негров. Обнаружив незаурядное мужество и присутствие духа, он и его семья решили поселиться в районе, где традиционно проживали только белые.

«Нас приняли в штыки, — рассказывает Джон Харрис, — оскорбляли, швыряли камни в окна, вываливали кучи мусора у дверей, облили кислотой вещи, подбрасывали записки с угрозами, требовали, чтобы мы убирались из белого квартала. Дважды я получал письма от ку-клукс-клана: «Выметайся вон, черномазый, а то возьмемся за тебя как следует, не пощадим и твоих ублюдков». Я решил не поддаваться…» Но не только откровенные клансмены травили чернокожего. Не меньше усилий прилагала и полиция. Если кого-то избили, «стражи порядка» являлись к нему. Совершена кража — наручники защелкивались на запястьях Харриса. Ограбили кассира — опять в полицейский участок вели его же. Поэтому когда в очередной раз полицейские предложили ему следовать за ними, он не столько удивился, сколько испытал чувство досады в связи с вынужденной потерей времени, необходимого для выяснения еще одного недоразумения. Однако на этот раз все оказалось гораздо сложнее.

Джона Харриса арестовали по подозрению в изнасиловании белой женщины. Такого рода преступления всегда вызывают негодование общественности. Это обстоятельство, видимо, хорошо помнили те, кто постоянно травил непокорного негра. Уже на следующий день едва ли не все газеты Алабамы оповестили своих читателей о «зверском посягательстве на честь белой женщины» в Бирмингеме. Задолго до суда Джон Харрис в глазах общественности штата стал закоренелым преступником с садистскими наклонностями.

Инсценируется судебный процесс. С процедурной стороны он сопровождается всеми внешними атрибутами «равного, беспристрастного и демократического правосудия». Подсудимому по причине его бедственного материального положения за счет государственной казны суд назначил даже защитников. Однако очень скоро лицемерие этого «гуманного» шага стало очевидным прежде всего для подсудимого.

Из показаний Джона Харриса:

«Одного из моих адвокатов я так и не увидел до самого суда. Второму я дал список свидетелей, которые могли подтвердить мое алиби, и попросил вызвать их в суд. В день начала судебного разбирательства мои адвокаты сказали мне, что не вызвали этих свидетелей и что они вообще не собираются участвовать в прениях. Один из них заявил, что дело безнадежно и мне следует принять предложение окружного атторнея о признании вины в обмен на пожизненное заключение, потому что в противном случае меня ждет электрический стул. Другой адвокат добавил, что любой иной способ защиты обречен на неудачу, поскольку никакие свидетельские показания не опровергнут обвинение».

Действия защитников в том уголовном процессе едва ли связаны с личным нерасположением к своему клиенту. Они типичны для определенной категории дел и имеют глубокие социальные причины. В 1964 году в США был принят Закон об уголовном правосудии, закрепивший так называемое право бедности. Оно предоставляет возможность материально несостоятельным подсудимым за минимальную плату или даже бесплатно, как в деле Джона Харриса, воспользоваться услугами назначенных судом защитников. В качестве таковых в процессах выступают, как правило, наименее квалифицированные юристы, зачастую лишь начинающие свою карьеру. Но и таких не хватает. Поэтому назначенные судом адвокаты вынуждены защищать до 50 клиентов в. день. Вполне понятно, что в подобных условиях ни о какой подготовке адвоката к процессу не может быть и речи; такой защитник не способен оказать сколь-нибудь серьезное влияние на исход судебного разбирательства.