Кругосветное путешествие короля Соболя - [48]

Пока что скептицизм китайца ничем нам не грозил. Ему было не так уж важно знать, кто мы такие на самом деле, лишь бы мы могли оплатить нужные нам товары и продать ему то ценное, чем еще располагали. Мы быстро уяснили себе, что в этих местах с развитым судоходством и прибытием экипажей со всего мира не существует проблем, связанных с религией и национальной принадлежностью, столь значимых на островах, расположенных севернее, к которым никто не причаливал. В Китае лишь одно шло в расчет: религия денег, как сказал бы японский правитель. Наши рубли, обменянные по их весу чистопробного металла, сделали нас богачами в пиастрах^[30], а все остальное было несущественно. Лодки сгрудились вокруг нас, предлагая разнообразные съестные припасы и вещи. На некоторых суденышках наши спутники даже обнаружили помещения, где им за небольшую плату предлагали девушек и женщин всех возрастов.

Чтобы убедить их двигаться дальше, я расписал им Макао, куда мы направлялись, как место, где подобных удовольствий в избытке, причем самых изысканных, не говоря уже о всевозможных игровых заведениях, где они смогут приумножить свои богатства и вволю погулять. Нам потребовалось всего четыре дня, чтобы добраться до Макао. Однако в эти дни мы едва избежали катастрофы, и, чтобы описать ее, я должен сообщить кое-что новое о господине Степанове — опять о нем! — которого я совершенно ошибочно считал образумившимся.

Степанова сослали в Сибирь за то, что он был замешан в заговоре против императрицы. Страсть к интригам была его второй натурой. Но прежде всего он был офицером, и когда он ни во что не ввязывался, то проявлял исключительные военные таланты.

Так было и на Формозе во время молниеносной войны с китайцами. Я горячо его поздравил, полагая, что военные подвиги окончательно вернули его в наше сообщество. Увы, почти сразу произошел один случай, который все испортил. В момент отплытия Степанов заявил, что хотел бы остаться на Формозе. Я испытал облегчение при мысли, что избавлюсь от него, и страх, что, оставшись на острове, он погубит наши шансы вернуться туда и основать колонию. Я посовещался с экипажем, и было решено держать его на борту. Степанов впал в такую ярость, что у меня не было иного выхода, кроме как заковать его в кандалы. Я освободил его, как только мы вышли в море, но зло уже свершилось. Несчастного опять охватила мания преследования, и он снова стал моим врагом. В обычное время его враждебность не причиняла мне особого беспокойства. К несчастью, оказавшись во влажной атмосфере плаванья, я заболел сильнейшей лихорадкой. Афанасия умоляла меня не вставать. Лоцман посоветовал мне съесть апельсин, сваренный с большим количеством сахара и имбирем. Это снадобье меня спасло, но я очень ослабел.

Степанов воспользовался моим отсутствием, чтобы затеять новый мятеж. Едва придя в себя, я приказал арестовать бедолагу. Тревога оказалась недолгой и не причинила ущерба. Однако мы вошли в порт Макао, снова имея в своих рядах человека, твердо решившего погубить меня. И если на корабле мне было легко его обезвредить, то в Макао мне пришлось отпустить его на свободу. Он исчез в городе, и я не знал, что с ним сталось, до того момента, пока не стал жертвой его махинаций.

Макао — город, где все торговые компании великих держав Европы имеют свои представительства. Они кичатся своей роскошью и, прикрываясь сотрудничеством, ведут яростную борьбу за овладение новыми источниками дохода.

Представившись губернатору, я оставил судно под его охраной и снял два дома, чтобы разместить там всех наших товарищей. В этом очень дорогом городе, не имея собственных средств, мы с Афанасией были вынуждены поселиться под одной крышей с экипажем. Таким образом, скученность на корабле сменилась скученностью в доме с узкими коридорами и низкими потолками, с бесконечным хождением днем и ночью наших моряков, предававшихся разврату, царившему в этом дьявольском городе.

Единственное, что я нам позволил, продав последние шкуры, это заказал каждому полный комплект одежды. Мужчинам я выбрал бело-красную форму, цветов Польши. Форма сделала их представительными, а также легко узнаваемыми, что позволяло мне держать их в поле зрения.

Женщинам я велел сшить простой наряд: широкие платья с батистовыми нижними юбками, пышными рукавами и корсажем на шнуровке. Стремясь к равенству, я убедил Афанасию одеться так же. Она не стала возражать: в Большерецке она носила простые девичьи наряды.

Наше прибытие в Макао вызвало большой интерес. Рассказ о нашем путешествии одни подвергали сомнению, другие сочли, что не стоит пренебрегать сведениями, которыми мы располагали.

Глава города отрекомендовал мне одного француза. Этот человек живо заинтересовался устройством колоний на островах, где мы высаживались. Он, в свою очередь, представил меня директору Французской Ост-Индской компании, чья резиденция располагалась в Кантоне. Но еще до того, как французы приступили к переговорам, я получил заманчивые предложения от голландцев и англичан. И те и другие желали, чтобы я отдал им свои записки, карты и судовые журналы, а также поступил к ним на службу. Мысль основать колонии вне Китая была у всех на уме, но никто не имел ни малейшего представления, как к этому подступиться. Кстати, сказочные богатства, заключенные в шкурах пушных зверей, возбудили аппетиты. Мы владели секретом, который мог предоставить огромные преимущества смелым охотникам: мы знали, что подконтрольные России территории на Камчатке теперь обеднели мехами, поскольку излишне ретивые охотники почти истребили диких зверей. А вот острова, расположенные восточнее, ближе к Аляске, изобиловали ценной пушниной. И эти острова пока еще никому не принадлежали, разве что саксонскому авантюристу, который проживал там без особой надежды когда-либо осуществить свои мечты. Записи, сделанные мною во время плаванья, были полны такого рода наблюдениями. Я располагал также стратегически важными российскими документами, которые мы захватили в Большерецке. Опасаясь, что у меня украдут эти ценнейшие архивы, я тайно поместил их под охрану господина Ле Бона, француза, который был тогда назначен архиепископом восточной епархии, именуемой Мителополис.