Круг замкнулся - [35]

— Не надеялся, конечно, — сказал Поднебесный. — Он был тем лихачом, на котором Наташа уехала из Фонарного. Георгий Сергеевич убил эсера, который играл роль лихача, замаскировался и прибыл на место происшествия на его закладке. Впопыхах никто на подмену не обратил внимания. Наташа села в пролетку, и они понеслись на предварительно снятую Столпаковым квартиру. Об этой квартире я знал — после того как Наташа рассказала мне о предложении пристава, я нанял знакомого блатного, который его выследил. Столпаков, одетый извозчиком, поднимался по черной лестнице — на парадную его не пустил бы швейцар, а, как вам прекрасно известно, лестницы эти освещаются у нас крайне плохо. Я спрятался в клозете[36], и когда он проходил мимо меня, огрел его по башке, как ваш клеврет меня давеча.

— Понятно. Спасибо за уточнение. Итак, вы прибыли в Москву и стали ожидать, пока все успокоится, чтобы уехать заграницу. Кроме того, вам нужен был заграничный паспорт.

— Да. Наташа подала прошение сразу же, и никаких препятствий в выдаче паспорта не последовало. У меня же были только финляндские виды на жительство, а поменять такой вид на заграничный паспорт можно только в Финляндии. Туда надобно было ехать, а в Москве у меня были дела.

— Какие, не скажете?

— Хотел провернуть одно дельце тысяч на тридцать, но не получилось, зря только время потратил.

— Вы не опасались жить в столице?

— Нет! Ко мне ни у бывшего пристава, ни у эсеров претензий не было — о моей связи с Наташей никто не знал, Столпакова я бил сзади, и он меня не видел. Я, дурак, даже о том, что в Выборг еду, портье сообщил — ждал важного известия по упомянутому мною делу.

— Да-с, здесь вы опростоволосились. Вы, выходит, никого не боялись. А Наталья Романовна?

— Вот она боялась, чертовски боялась. Сидела в номере безвылазно и все торопила меня, торопила, буквально умоляла уехать как можно скорее

— И вы, имея на руках триста пятьдесят тысяч, не вняли ее мольбам?

— Ну, знаете, тридцать тысяч тоже на дороге не валяются!

— Понятно, продолжайте, пожалуйста.

— Да больше и рассказывать нечего. Наташа решила спрятаться в своем муромском поместье, она считала, что там-то ее точно никто не найдет. Но просчиталась.

— Зачем акции купили?

— Понимаете… Вероятность того, что нас найдут, существовала, и мы решили таким способом себя обезопасить: Натали с акциями отправлялась в Муром, я с деньгами — в Финляндию, хлопотать о заграничном паспорте. Мы считали, что если ее все-таки найдут, то из-за истории с акциями убивать не будут. Она все-таки женщина, причем весьма красивая. Поплакала бы, покляла бы судьбу, глядишь, они ее бы и простили.

— А вот теперь, Борис Викторович, вы врать-то и начали! Таких людей, как ваши однопартийцы, никаким слезами не прошибешь. Они за дело революции не то что даму — ребенка малолетнего не пожалеют. А отсутствие денег их не только не разжалобило бы, а наоборот, в ярость привело! Наталья Романовна с ними общалась мало и всего это знать не могла, но вам-то, вам это было прекрасно известно! На это вы и рассчитывали.

— Вы опять за свое? — как-то устало спросил Поднебесный. — Опять в смерти Наташи обвинять меня станете?

— Конечно, стану! Я думаю, дело было так. Вам не хотелось ни с кем делиться деньгами, это совершенно в вашем характере. К тому же вы узнали о беременности госпожи Любарской и вполне обоснованно сомневались в том, кто является отцом ребенка: вы, господин Коршунов или вообще какой-нибудь питерский саврас. Тут-то в вашу голову и пришла мысль избавиться от Натальи Романовны. Сами убить вы ее не решились — во-первых, до сего момента вы никого не убивали, во-вторых, подозрения сразу же пали бы на вас. Тогда вы как-то напугали и так дрожавшую от страха Кошелькову, ну, например, так же, как я напугал вас, — сообщили ей, что видели Столпакова около «Фальц-Фейна» и убедили ее поменять деньги на пустые бумажки и уехать в Муром, а сами каким-то образом известили о ее месте нахождения бывшего пристава. Причем известили заранее, чтобы Столпаков мог посетить Муром и изъять ключ от самого роскошного гостиничного номера — в другом Кошелькова остановиться не могла. Пристав сделал все так, как вы и планировали, — увидев вместо денег фантики, он так разозлился, что застрелил Наталью Романовну. Но вы допустили роковую ошибку — положили акции в папку со своей фамилией. Про адвоката Рютенена Георгий Сергеевич знал, поэтому понять, что вы причастны к делу, для него труда не составило.

— Господи! Бред, какой бред вы несете! Если бы все было так, как вам мерещится, неужели господин Столпаков оставил бы папку в номере? Да он бы унес акции с собой, и вы про меня никогда бы не узнали.

— Ничего странного в поведении Столпакова нет. Папку он не взял по той причине, что не мог быть уверенным в том, что Наталья Романовна не показала ее мне при нашем ночном свидании. Я бы сообщил о пропаже папки полиции, и версия с самоубийством сразу же приказала бы долго жить. А в то, что муромские сыщики обратят какое-то внимание на тиснение на папке, Столпаков не верил — он сам был провинциальным полицейским и не понаслышке знал о талантах своих бывших коллег.