Круг замкнулся - [31]

Кунцевич привел в порядок одежду и повернулся к лже-Виролайнену. Тот сидел на стуле и буквально испепелял его взглядом. На плечах у Бориса Викторовича покоились руки констебля.

— Я уйду. Но только тогда, когда скажу вам то, ради чего пришел. Нам известно о том, что похищенные у эсеров деньги не потеряны безвозвратно, а находятся на вашем счете в здешнем банке. Выбирайте — или добровольно возвращаетесь со мной в Россию, или я рассказываю об этом господам максималистам. А они вас на краю света сыщут и экстрадиции добиваться не станут, на месте сложат. Ну?

Лицо у задержанного из багрово-красного в секунду превратилось в мертвецки-бледное.

— Я подумаю, — выдавил он из себя.

— Я приду завтра поутру.

На следующий день Мечислава Николаевича к задержанному не пустили. Плохо изъяснявшийся по-французски полицейский офицер сказал, что господин Виролайнен соотечественника видеть не желает.

— Он просил передать вам, чтобы вы, — полисмен заглянул в бумажку и добавил на ломанном русском, — шли на куй.

— Неужели его и вправду не отдадут? — не верил Вельшин. — Мы же им целый саквояж доказательств привезли! Там и разбои, и убийства, и пособничество в побеге!

— А черт их знает. Могут и не выдать, спишут на политику.

— Как можно объяснить политикой убийство беременной женщины? Пусть это не Под…

— Постойте! — перебил подчиненного Кунцевич. — Какой беременной женщины?

— Так Кошельковой же. Она же была беременной. Я на пароходе все дело изучил, в акте вскрытия ясно указано — на втором месяце она была.

Беременность убитой помогла. Только не русским властям, а Поднебесному. В нем действительно пропал великий артист. Едва сдерживая слезы, Борис Викторович рассказывал чинам норвежского прокурорского надзора о своей любви к покойной Наталье Романовне, о том, как бывший калужский пристав и агент охранного отделения Столпаков, грозя разоблачить прошлое Кошельковой, заставил последнюю похитить для него деньги, как они скрывались от него, как злодей нашел сначала Наташу, беременную Наташу, — тут Поднебесный не выдержал и разрыдался, — а потом его. Только чудом он спасся. В московском ограблении он не участвовал — дело это полностью сфабриковано жандармами. Человек, давший против него показания, находится в их лапах, а будучи в этих лапах и мать родную оговоришь! Если они здесь, в чужом государстве пытались его запугать и шантажировали, о чем им уже подана соответствующая жалоба, то что говорить про подвалы московского Охранного отделения! Ну а паспорт… А как ему еще было выбраться из России, как не по подложному паспорту?

— А что, Столпаков и правда служил в русской полиции? — спросил разбиравший дело прокурор у Гречневского, представлявшего российскую сторону.

— Не знаю, — честно признался посол.

Норвежец пожевал губами.

— Мы подготовим соответствующий запрос и завтра вручим его вам. А до получения ответа я освобождаю господина Виролайнена из-под стражи под обязательство не покидать Христианию до окончания разбирательства.

— Как же так, господин прокурор! — почти крикнул Гречневский, вскакивая со стула. — Он украл триста пятьдесят тысяч рублей, принадлежащих русской казне. Да он сегодня вынет деньги из банка, и ищи его тогда свищи!

— Я не совсем понял конец вашей фразы, — сказал прокурор, — но общий ее смысл мне ясен. На банковский счет господина Виролайнена мы наложим арест.

— Не отдадут они его нам, теперь я на все сто процентов уверен, — полномочный российский представитель был в бешенстве. — Либерданы[35] чертовы! И еще наглости хватило предупредить, чтобы мы не смели его трогать!

Кунцевич, ждавший Гречневского в коридоре Дворца правосудия, поднялся, сложил газету и сказал:

— Ваше превосходительство, вы не могли бы устроить мне встречу с нашим военным агентом? Он сейчас как раз в Христиании.

— Что? — посол опешил. — Зачем вам граф Игнатов?

— Хочу попросить его об одном одолжении.

— Черт! Я вам про наше общее дело, а вы про какие-то личные делишки!

— Уверяю вас, рандеву с его сиятельством необходимо мне исключительно в интересах нашего общего дела. И еще мне нужно отправить срочную секретную депешу в Петербург.

Глава 12 Экстрадиция

Игнатов покачал головой:

— Я не силен в уголовном законодательстве, тем более в норвежском, но наверняка за то, что вы просите, в здешнем уложении предусмотрена статья. Интересно, норвежцы куда ссылают? За Полярный круг? Туда отправиться хотите и заодно меня с собой прихватить?

— Ни в коем случае, ваше сиятельство. Я холод плохо переношу.

— А если попадемся?

— Если попадемся на берегу, то всю ответственность я возьму на себя, даю слово. Ну а в море нам и черт не страшен.

Граф внимательно посмотрел на титулярного советника:

— У вас с ним личные счеты?

— Вовсе нет.

— Зачем же так рисковать?

— Служба-с.

Поднебесный с аппетитом уплетал рыбный суп, и когда Кунцевич уселся за его столик, бросил на сыщика короткий взгляд, и только. Лишь полностью расправившись с блюдом и промокнув губы салфеткой, Борис Викторович изволил обратить свое внимание на чиновника:

— А, это вы! Что, мое пожелание следовать в известном направлении вам не передали?

Титулярный советник поиграл желваками: