Круг одного - [18]

— Ну, тогда пошли развлекаться.

Плохое начинается в зеркальном зале, где Кайл прижимает меня к себе. Мы вошли и сразу увидели себя с разных сторон, разбитых на мелкие кусочки.

— Клёво, правда?

У меня кружится голова. Кайл стоит позади меня, обхватив меня руками за пояс, продев пальцы в поясные петли моих джинсов. Повернешь голову — и видишь себя под другим углом, задерешь — и видишь себя сзади…

— На, послушай. — Он надевает мне наушники, гитары бьют у меня в голове, его язык, пахнущий горячим фаджем и опиатным никотином, лезет мне в глотку, а руки перемещаются к груди, все еще упакованной в купальный лифчик под майкой.

В этот момент я оказываюсь на пляже и вижу себя идущей с той стороны —

<эх, и устрою я ей>

— но это не мои слова. То есть ничего похожего.

Не знаю, как я вернулась в гостиницу утром. Я очнулась в той же одежде, и песок натирал мне в тех же местах. Я лежала на полу своей комнаты, и плохо прикрытая дверь толкалась о подошвы моих шлепанцев с каждым порывом ветра.

Горничная хотела войти, и мне показалось, что я выныриваю из глубокого колодца. Я прогнала горничную, быстро приняла душ, встретила маму с папой приличествующей улыбкой, когда они вышли из смежного номера. Да, я хорошо провела время. Да, проголодалась. Вот пепельница, папа.

Плохое представлялось мне расплывчатым и нечетким, когда мы вышли на набережную, чтобы позавтракать. На «Джерсийском побережье» летом приборы всегда сальные, и можно с тем же успехом позавтракать с видом на панораму, за которую мы столько заплатили, правда?

Если бы не то, плохое. Впереди на набережной какая-то суета, и у меня мурашки бегут по коже, когда я вижу мигалки «скорой помощи» и полиции. Люди толпятся внизу на песке, за деревянным ограждением. Папа закуривает новую сига-

рету, и мне хочется попросить у него одну — так начинает вдруг болеть голова. К черту лживое правило, запрещающее подросткам курить. Мне надо затянуться, позарез надо.

Черный сержант Боб Уайт стоит на набережной около машин полиции и «скорой» и велит всем проходить. На пляже лежит что-то, прикрытое, вспышка фотоаппарата пересиливает пламя из горящей скважины. Она сверкает еще и еще, мне больно; время, движение, мысли — все замедляется. Сердитый голос Боба Уайта велит нам проходить — он смотрит на меня, на меня одну, а потом переводит взгляд к тому, что лежит на пляже. Этот предмет, прикрытый одеялом, о чем-то говорит мне.

— Уберите отсюда вашу семью, мистер! — сердито говорит Уайт моему отцу.

— А что случилось? — Папа ищет, куда бы бросить окурок.

— Проходите, будьте добры. — Сержант Боб смотрит прямо на меня, он прямо пронзает меня взглядом, и мне это очень не нравится, как будто я слышу, о чем он думает, — мне это совсем не нравится, потому что его голос и выражение его лица словно задают мне вопрос, который мне не под силу, а уж ответ — тем более.

И тогда, прямо при папе и маме, я расплакалась, и Боб Уайт обнял меня.

На следующее утро меня ожидает на столе стопка листов, аккуратно отпечатанных на «Селентрике». Результаты поисков Диди. Прекрасно. Вес у стопки солидный. Пожалуй, мне лучше начать с полицейского резюме по «Уотерс Индастриз» и Риве Барнс.

Знаете, какое паскудное это занятие — читать? Тут уж не до хитрых кибербанковских штучек — мне нужно просто сканировать, составлять таблицы, сопоставлять. Даже самый тупой компьютер справился бы с этим.

Взять, к примеру, информацию о Риве. У меня есть распечатка всех ее телефонных звонков за последние полгода. Не слишком длинная. Что, если дать Диди сравнить его со списком запретных лиц? Пусть искиночка тоже поработает!

Есть кое-что интересное (если этим можно искупить несколько чашек кофе и резь в глазах). Одна из областей бизнеса, отсутствующая в полицейском перечне, но включенная в запретный список Диди, называется «биохимическая промышленность». Диди говорит, что к клонированию это как будто отношения не имеет. Тут можно накопать кое-что.

Заглянем теперь в «персональный» список Диди. Биохимик там только один — Филип ван Меер, президент «Целлюдина». Не слишком оригинальное название для компании, Фил. Его телефонный номер напечатан тут же — он имеется в справочнике. Гм-м. Даже два номера.

Наберем первый. Не надо, Дидс, с этим справлюсь я сама.

— «Целлюдин Мануфэкчюринг»! — Одна из этих поганых систем искусственного интеллекта, которая предлагает вам четыреста разных вариантов, прежде чем соединить с оператором. Значит, это телефон его офиса, а другой — домашний, или сотовый, личный, одним словом.

Взглянем на телефонные звонки Ривы. Ближе к концу, за последние два месяца.

Что ж, ничего удивительного. Одно совпадение с деловым телефоном ван Меера. Звонок был из дома, может, отмена встречи, ничего особенного.

А вот это уже интересно. Одно — нет, два совпадения со вторым номером. И это при том, что я ткнула в список наугад. Это не обязательно что-то важное — может, это номер его вертолета. Вспомним старое правило: если у него четыре ноги и оно быстро бегает, это скорее лошадь, чем зебра.

Для очистки совести я ищу домашние телефоны Женевьевы или Мэри. На беглый взгляд совпадений нет, но это мы тоже поручим Диди.