Круг избранных - [21]
— Вас здесь не стояло, — пытался шутить дядька в трико, но его бородатый юмор страдавшими от зноя не воспринимался. Перепалки возникали серьезные, наэлектризованная очередь готова была взорваться по малейшему поводу.
— Пропустите, пожалуйста, — Света протянула жалобно, пытаясь вызвать сочувствие толпы. У мужика в трико она его вызвала — он потеснился. Однако очередь возмущенно зарокотала: «Это почему? Что за наглость?» Мужчина осадил: «Это племянница моя, она в соседнем подъезде живет».
— Спасибо, — тихонько поблагодарила Светка.
— Не за что. Петр, — протянул руку. И поправился. — Дядя Петя.
— Хорошо, прекрасно, дядечка Петечка, — в игру защебетала Светка и звонко чмокнула новоявленного родственника. Наполнив пластиковые бутылки, они вместе двинулись к подъезду девятиэтажки.
По дорожке лихо завернул Опель и из него вылез улыбающийся Димка. Удивился.
— Вы знакомы?
— Так это ж племянница моя!
— А это мой самый родной дядя!
Петр со Светкой вошли во вкус игры, настроение у них, заполнивших бутылки водой, было отличное.
— Да ладно вам, уж если кто здесь и родственники, так это мы с прекрасной дамой, — Димка тоже пришел не на панихиду. — Давай, Светик, собирайся. Поедем ко мне. Я глубоко раскаиваюсь, сознаю свою безмерную вину и прошу вернуться в лоно семейной жизни. Бес попутал…
— Может, бесовка?
— Да ты же у меня умница, все понимаешь, — Димка грохнулся на колени. — Слезно молю: прости!
— Нет! — Светка ответила громко, но стальной жесткости в голосе не хватало.
Димка упрашивающее глянул на Петра. Подсоби, мол.
— Если мой друг и совершил какую-то глупость, то явно по недомыслию, — Петр примиряюще заговорил басом, подражая проповеднику-попу, который призывает к вселенскому всепрощению. — Заблудших надо прощать, падших — любить.
— Любить этого слизняка, который липнет к каждой юбке? — Светка так просто сдаваться не собиралась.
— Всех, всех надо любить, — гудел Петр, как дьякон. Обернулся к Димке.
— Кайся и проси прощения, сын мой.
Димка, стоя на коленях, начал бить земные поклоны.
— Каюсь, каюсь. Прости меня, Светик. Ей Богу, больше такого не повторится.
— Ладно вам, цирк устроили. Люди вон смотрят. Воду занесу, соберусь и поедем. Жди.
Обрадованный Димка сжал ее в объятьях и запечатлел долгим поцелуем. Расслабленная, соскучившаяся Светка не сопротивлялась.
— Котицкий обещает материалы, которые передал в прокуратуру, мне дать, для публикации. Представляешь, какая бомба будет? — Димка спешил поделиться накопившимися новостями, пока не вернулась простившая Света. Петр тоже соображал быстро.
— Ну, в этом я тебе не помощник. А что могу?
— Пронюхай у себя в конторе все, что касается Столба. Кто он, откуда. Вообще, что из себя представляет. Вот скажи, зачем они его там держат и наркотиками качают. Для чего?
— Сам не пойму.
— А ведь неспроста…
Галантно распахнув перед выпорхнувшей Светкой дверцу, Димка махнул Петру и, газанув, выехал со двора на улицу.
15
Володя уже полгода сидел без дела. После выборов, закончившихся похоронами кандидата, как-то ничего не подворачивалось. Деньги давно кончились, и Володя перебивался случайными заработками, за гроши тиская разного рода статейки у знакомых редакторов. Стоящего не было. Случайно на стоянке встретил Бугая, парковавшего свою бэху.
— Привет, как ты?
— А, на букву х…
— Даже если хорошо, все же не отлично.
— И не хорошо…
— Напомни-ка свой телефон. С начальством поговорю. Мы своих не бросаем.
— Спасибо. Было б здорово.
От встречи с Бугаем остался какой-то неопределенный осадок. Не очень приятно вспоминались те выборы, с нехорошим финалом. И этот Бугай… Володя без содрогания не мог смотреть на здоровенные кулачища, которыми — вот так и представлял себе — тот душил хлипкого Халяву. Бр-р-р… Страшновато.
Поэтому, когда Бугай вскоре позвонил и пригласил в знакомый особняк, особой радости Володя не испытал. С другой стороны — куда деваться? Пошел.
— Вы неплохо поработали на выборах, много сделали для Степана Ивановича, — Дортман многозначительно бросил взгляд на групповой портрет, где известные местные бизнесмены, среди которых были и Дортман, и Новиков подобострастно окружили губернатора. — Я хочу, чтобы вы снова были с нами. Как?
— Я готов, — рассуждать было некогда и нечего. Другого выхода не было. — Но ведь я специалист, так сказать, по выборам, по политическому пиару. А с обыкновенной коммерческой рекламой, если вы это имеете ввиду, я не очень…
— Вот как раз рекламы нам очень и очень… не надо! — Олег Афанасьевич благодушно улыбнулся. — Есть другие темы. Как вы насчет журналистских расследований и сенсаций?
— Давненько этим не занимался, боюсь, нюх потерял.
— Э-э-э, ерунда. В принципе, расследовать уже ничего и не надо. Все — есть. Надо только правильно подать.
— Упаковать?
— Вот, вот. Короче, надо написать статью для газеты. Забойно.
— А тема?
Олег Афанасьевич подал папочку.
— Здесь все имеющиеся материалы, тут даже комментировать нечего. Куда надо съездить — машина в вашем распоряжении, — Дортман кивнул на Бугая.
— Понял. Хотелось бы сразу обговорить размер гонорара.
— Мы, вернее, Степан Иванович вас обижал?
— Да нет.., — неуверенно протянул Володя.
Жизнь Гофмана похожа на сказки, которые он писал. В ней также переплетаются реальность и вымысел, земное и небесное… Художник неотделим от творчества, а творчество вторгается в жизнь художника.
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.
Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.
События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.
«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.