Кровавые грехи - [75]

— Потому что он знал, что ты приедешь.

— Что?

— До того, как Рут вернулась в Резиденцию, он знал, что ты приедешь. Он сказал мне, что ты попросишь побродить вокруг одной, и это должно быть позволено. — Улыбку Демарко было трудно описать словами. — Иногда он делает нечто подобное с кем-то из нас, будто напоминая нам о его… божественных силах.

— Значит, — сказал Квентин практичным тоном. — Если у него действительно были своего рода видения его Апокалипсиса — Пророчество, тогда он — активный провидец. И я прихожу к выводу, что невероятно сильный. А значит, будет практически невозможно застать его врасплох.

— Возможно, мы и не сможем подобраться к нему, но сумеем удивить. Я могу нажатием одной кнопки вырубить всю его систему безопасности, — сухо сказал Гелен.

Демарко посмотрел на него.

— Я видел тебя, кстати. Прошлой ночью. Ты совершил промах.

— Не говори ерунды. Ты засек меня, потому что можешь делать это, и потому что мой щит, оказался, настроен на твою частоту.

— Это звучит отчасти… — Сойер решил не заканчивать свое предложение. Даже в мыслях.

— Может быть, но эта частота очень странная, — сказала Холлис отсутствующим тоном. — Потому что у тебя одна из самых странных аур, которых я когда-либо видела. Она практически чисто белая.

— И почему ты сейчас тратишь впустую энергию, пытаясь смотреть ауры? — вежливо спросил Демарко.

— Я не пыталась, пока Тесса не привлекла мое внимание. Тесса, что ты делаешь? У тебя очень странная аура.

— Что значит странная? — спросил Сойер, думая — каково это видеть людей, окруженных различными цветами.

— Искрится. Будто она использует необычное количество энергии. Тесса?

— Всего лишь маленький эксперимент, — ответила она. Она сделала вдох и медленно выдохнула, будто сбрасывая напряжение, а затем посмотрела на серьезные лица за столом. — Кроме Сойера и Холлис кто-нибудь видит во мне нечто странное.

— Только если ты имеешь в виду собаку, — сказал Демарко. — И пока о ней не подумал Кавено, я ее не видел.

— От этого все еще бросает в дрожь, — обратился к нему Сойер.

— Прости, ты думал слишком громко.

Сойер не знал, как возразить на это, поэтому не стал и пытаться.

Бишоп, нахмурившись, посмотрел на Сойера, а затем вернул взгляд на Тессу. Он сидел неподвижно, его глаза сузились. Затем тихо произнес:

— Будь я проклят.

— Ха, — вмешался Квентин. — Вероятно, у нас есть план. По крайней мере, это хорошее начало.

Глава 17

Эми издала долгий, гортанный стон и покачнулась. Прежде, чем она потеряла равновесие, Отец спокойно забрал у нее свечу и будто из ниоткуда появилась Рут, чтобы подхватить девочку. В руках женщины Эми продолжала подрагивать и стонать еще несколько секунд. Ее лицо раскраснелось, влажные губы сложились в блаженную улыбку. И она пробежала подрагивающими руками вниз по своему телу — от груди до бедер — в настолько чувственном жесте, что Руби затошнило.

Продолжая говорить, Отец поместил свечу Эми на подсвечник, который был ближе всего к кругу девочки. Пока он делал это, Рут молчаливо положила безвольное тело на пол лицом вверх. Голова девочки лежала на маленькой вельветовой подушке, руки широко раскинуты, ноги сведены вместе, слегка касаясь основания медного подсвечника, державшего ее свечу.

Губы Эми задвигались, когда она снова начала повторять за Отцом.

Тереза была следующей, и хотя Руби старалась не смотреть на все это вновь — она так и не смогла отвести взгляд. Ее сердце стремительно стучало, будто она бежала и бежала, а во рту было так сухо, что ей было тяжело произносить слова. И она отчаянно боялась, что щит недостаточно силен, чтобы защитить ее в этот раз.

Когда Отец закончил с Терезой, Рут положила ее на пол точно так же — руки широко раскинуты, носочки пальцев ног касаются подсвечника. И Тереза то же начала снова напевать, хотя голос ее и ослаб.

Раньше Отец всегда переходил к Руби, но на этот раз он направился к Маре. И ее опыт разительно отличался от того, что произошло с другими девочками. Отец пробыл с ней дольше и Руби показалось, что Мара медленней отвечает на то… что бы он там с ней не делал. Вероятно, потому что ей было всего одиннадцать, и это был ее первый раз.

Руби и Брук говорили о своем первом разе, и обе пришли к мнению, что это было странно и пугающе и совсем не приятно. По коже пробегали мурашки, а голову покалывало, и было трудно дышать. Но у них у обеих были щиты, и они не были уверены, какие именно ощущения должны испытывать в первый раз.

Они просто копировали то, что делали другие девочки. То, как себя вели остальные. И притворялись, что наслаждаются Становлением. Казалось, Отец удовлетворен этим.

Но сейчас Руби была одна — единственная девочка с оберегающим щитом, и она не была уверена, что в этот раз он защитит ее.

Она лишь знала, что теперь настала ее очередь.

Она была последней.

И когда, наконец, Отец повернулся к ней, в его лице было что-то такое, чего она никогда не видела прежде — странная улыбка, необычный свет в его глазах.

А затем она увидела что-то в его истинном лице, под маской, которая скрывала нечто темное и голодное, что она видела раньше. Нечто способное поглотить весь мир.