Кровавая Мэри - [23]

— Бармюн принимает?

Борис приподнимается и видит невысокого круглолицего человека в чёрном костюме и чёрных туфлях. Под носом антрацитные усики, в руке «дипломат», на голове — традиционная фуражка-аэродром. (На любом уважающем себя пляже обязательно встретишь хоть одного такого: в костюме, в галстуке и с портфелем).

— Заур! Как я рад тебя видеть!

Борис радостно обнимает пришельца. Лариса явно не разделяет его радости.

— Зачем ты здесь? — настороженно спрашивает она.

— Тебя повидать, с другом поздороваться!.. — Он сел на песок, открыл дипломат, вынул из него бутылку коньяка, несколько рюмочек и три больших свежих хачапури. — Давайте за встречу!

— Зачем ты прилетел? — настойчиво повторяет Лариса. Борис тоже вопросительно смотрит на Заура. Тот, понимая, что от ответа не уйти, виновато разводит руками:

— Что я могу поделать, если меня всегда присылают с самыми неприятными поручениями.

— А ты, конечно, недоволен, прокатиться сюда за казенный счёт! — язвительно бросает Лариса.

— Очень доволен: тут же папа, бабушка, тётя, двоюродный брат, племянники…

Борис нетерпеливо прерывает перечисление его родственников:

— Что случилось?

— Тебя отзывают из отпуска.

— Они же обещали в этот раз меня не дёргать!

— Срочное дело: тебя отправляют в Чечню. Вскрылась левая торговля оружием, замешаны высокие чины. Поедешь якобы по призыву, под чужой фамилией — на месте разберёшься, кто есть кто.

Не оборачиваясь, Борис чувствует на себе напряжённый взгляд Ларисы.

— Я никуда не поеду!.. Они мне третий отпуск срывают!.. Не имеют права!.. Давай за встречу!.. — Он разливает коньяк по рюмкам. — Ну, чокнулись!

— Мне не хочется. — Лариса отворачивается от мужчин, как бы оставив их одних. Мужчины выпили, отломили по куску хачапури. Убеждая себя самого, Борис продолжил:

— Решено! Я никуда не еду — пусть посылают Крымова!

— Но он же ещё не может, после ранения…

— Найдут другого!.. Всё: тема закрыта! Ложись и загорай!

— Хорошо. — Обескураженный Заур прямо в костюме ложится на песок, подложив под голову «дипломат». Все трое лежат молча.

— Как ты думаешь, мне надо перевернуться? — спрашивает Заур.

— Обязательно. Чтобы брюки не загорели… Кого дают на поддержку?

— Ерёменко! — Заур сел, оживился. — Опытный оперативник, чёрный пояс карате!.. Помнишь, как он один двух киллеров взял?..

Резко повернувшись, Лариса приподнимается и пристально смотрит на Бориса. Видя это. он решительно заявляет:

— Не помню и вспоминать не хочу!.. Я же тебе сказал, что не поеду!.. Лежи и загорай!..

Все снова улеглись. Молчание.

— Я всё-таки разденусь. — Заур снимает туфли. Оставаясь в пиджаке и галстуке, снова ложится. — Хорошо тут… Минут десять полежу и пойду: надо начальству доложить и твой билет сдать.

— Билет прямо туда?

— Нет, сначала в Москву. Генерал хотел с тобой пообщаться.

— Чего это вдруг сам генерал?

— Я ж тебе объяснял, что задание очень серьёзное!

— Тебя специально прислали?

— Ну, да!

— И Ерёменко уже там?..

— Конечно. Ждёт тебя.

— Боря! Ты же обещал! — в голосе Ларисы слёзы.

— Я не поеду!.. Не по-е-ду!!! — кричит самому себе Борис.

… И вот Лариса уже провожает их обоих в аэропорту.

Объявлена посадка. Надо идти.

— Ну!.. — Он виновато берёт её за плечи. — Всего один месяц… А потом…

— А потом ещё один, ещё три, ещё полгода… — Она устало машет рукой. — Писать будешь?

Вмешивается Заур.

— Часто не пиши, а то она выйдет замуж за почтальона.

— А тебя я ненавижу, — сообщает ему Лариса. Но он смеётся:

— Учти: от ненависти до любви — один шаг!

— Ну, всё… Пока!

Борис подталкивает Заура вперёд, порывисто обнимает Ларису и, не оглядываясь, направляется к паспортному контролю. Она видит, как их подвозят к трапу и как они поднимается в самолёт.

Если б это снимали кинокамерой, то оператор бы укрупнил кадр, и мы бы увидели ноги Бориса на ступеньках трапа…

… И вот его ноги снова на ступеньках: он поднимается по лестнице, ведущей к обезьяньему питомнику. Очевидно, прошло немало времени, потому что даже в вечнозелёном Сухуми некоторые деревья уже пожелтели. Борис взволнован, достаёт сигареты, закуривает. Вот и знакомый служебный домик. Вдали, у клеток, он видит Ларису, окружённую экскурсантами. У домика на скамейке сидит какой-то светловолосый мужчина, играется с обезьянкой.

— Дунька! — радостно окликает её Борис. Обезьянка оборачивается, секунду смотрит на него, потом снова продолжает играть с мужчиной.

— У вас сигарета погасла, — говорит тот и протягивает зажигалку. — Скучают!

Борис прикуривает.

— Она вас знает? — спрашивает светловолосый, кивая на обезьянку.

— Мы с ней старые друзья. Правда. Дунька?

Обезьянка снова секунду смотрит на Бориса, потом отворачивается, прыгает к мужчине на колени и обнимает его, прижавшись щекой к щеке.

— Сколько вы с ней не виделись?

— Три месяца.

— Для обезьяны это большой срок.

— Не только для обезьяны.

Мужчина протягивает ему зажигалку:

— У вас снова погасла.

— Ну, и Бог с ней!

Борис бросает сигарету, поворачивается и поспешно уходит. Дойдя до лестницы, он уже бежит, бежит вниз, как бы убегая от самого себя…

Из маминого дневника:

«… Прочла дискуссию в газете: давать амнистию или вать?.

Многие депутаты так охотно голосуют за амнистию, потому что знают, что сами скоро сядут в тюрьму… Смогу ли я получить амнистию?.. Не за то, что творила злые дела, а за то, что не совершала добрых?… Кому-то вовремя не помогла, кого-то не поддержала, не утешила — это ведь тоже преступления. Не сыграла свою главную роль на сцене, не успела попрощаться с мамой, не влепила прилюдно пощёчину негодяю…. А всё ли я дала моему мальчику?… Всему ли я его научила, чтобы он сумел честно и трудно прожить свою жизнь?..