Кровавая луна - [120]

— Позвольте узнать, в чем заключались ваши предположения. Мне кажется, я имею на это право в связи со своим нынешним местопребыванием. Вы не подозреваете, надеюсь, содержателя гостиницы?

— О нет! С тех пор гостиница не раз переходила из рук в руки. Да и злосчастная участь постигала жильцов только в одной комнате.

— Вы можете описать ее?

— Конечно. Обширное помещение на первом этаже, с огромной кроватью, стены обиты деревянными панелями. Окна расположены в правом углу на заднем фасаде дома, обращенном к Карскому парку.

— Это комната, которую я занимаю! — вскричал я, сильно заинтересованный и, не скрою, охваченный недобрым предчувствием. — Так вы говорите, все, кто в ней жил, умерли или были похищены?

— Нет, не умерли, а просто исчезли самым непостижимым образом. Мне известны все подробности, потому что на меня было возложено предварительное дознание по первому делу. Я сам допрашивал свидетелей. По второму делу, хотя я личного участия не принимал, бумаги проходили через мои руки, и я диктовал официальное уведомление родственникам исчезнувшего. По их настоянию было произведено следствие, но оно ни к чему не привело. Спустя два года мы получили от них последнее извещение, что исчезнувший никогда больше не появлялся.

Он понюхал табаку и пристально посмотрел мне в глаза.

— Никто не слышал о дальнейшей судьбе обоих. Попытаюсь рассказать, что нам удалось выяснить за это время. Французский дворянин, кавалер Шато-Бласмар, в отличие от прочих эмигрантов своевременно принял меры и продал большую часть владений до революции. Из Франции он уехал со значительным капиталом и по возвращении привез с собой около полумиллиона франков, которые по большей части поместил в биржевые акции и фонды. На суммы еще более значительные у него имелись вложения в австрийском и других банках. Позвольте заметить, человек он был не бедный, следовательно, нельзя предположить, чтобы он внезапно лишился средств и был вынужден скрываться от кредиторов. Не так ли?

Я согласно кивнул.

— Сравнительно со своими доходами месье Шато-Бласмар жил скромно. У него была приличная вилла в Париже, и первое время он целиком посвятил театрам, обществу и другим безобидным развлечениям. Азартных игр избегал. Хотя ему было за сорок, он имел привычку держаться так, словно лет на двадцать был моложе. Своего рода нерастраченное в юности тщеславие. Впрочем, во всех остальных отношениях человек он был вежливый и кроткий, никого не тревожил и едва ли мог нажить себе врагов.

— Вы все же думаете, что его похитили?

— Нет. Конечно нет. В начале лета 1811 года он испросил позволения снять копию с одной из картин в этом дворце и на время поселился в Версале. Работа шла медленно. Спустя несколько недель он перебрался ради разнообразия из Версаля в гостиницу «Летучий дракон» и сам выбрал себе комнату, которая теперь случайно досталась вам. С этой поры он меньше занимался живописью, почти перестал ездить к себе в Париж. Однажды вечером он позвал хозяина гостиницы и объявил ему, что уезжает на пару дней по неотложному делу, что слугу своего он берет с собой, но комната в «Летучем драконе» остается за ним на время его непродолжительного отсутствия. Кое-что из одежды он оставил, но прихватил с собой целый чемодан белья, туалетный ящик и все такое. Слуга его вскочил на запятки кареты, и Шато-Бласмар укатил в Париж. Вы следите за подробностями?

— Я весь внимание, месье Карманьяк.

— Превосходно-с. Когда они стали приближаться к дому, где он жил в Париже, кавалер вдруг остановил карету и сказал камердинеру, что передумал и намерен переночевать в другом месте. Очень важное дело требует его присутствия на севере Франции, неподалеку от Руана, так что он должен отправиться в путь до рассвета. Возвратиться он обещал недели через две. Подозвав фиакр, он взял в руку небольшой кожаный мешок, в котором, по уверению камердинера, не уместилось бы более одного сюртука и пары рубашек; но тяжел он был, словно полный камней, — это слуга мог засвидетельствовать, потому что держал его, пока кавалер доставал свой кошелек и отсчитывал ему тридцать шесть луидоров, в которых он должен был отчитаться по его возвращении. Отправив камердинера домой, он с упомянутым мешком сел в фиакр и уехал. До этих пор, как видите, дело совершенно ясно.

— Вполне.

— Теперь начинается таинственное, — продолжал Карманьяк. — С этой минуты кавалера Шато-Бласмара никто больше не видел — ни знакомые, ни посторонние. Нам удалось узнать, что накануне исчезновения маклер по его распоряжению продал все денежные бумаги и обратил их в звонкую монету. Причина, которую он открыл маклеру, согласовывалась с его словами слуге. Он заявил, что едет на север Франции расплатиться с некоторыми долгами и сам в точности не знает, сколько на это уйдет денег. Мешок, который своей тяжестью озадачил камердинера, по всей видимости, содержал большую сумму золотом. Не угодно ли попробовать моего табаку?

Он вежливо поднес мне открытую табакерку. Я взял из нее щепотку.

— Когда началось следствие, была предложена премия за всякое сведение, которое пролило бы свет на это темное дело. Объявлением в газете вызывали «извозчика, нанятого в ночь на такое-то число, около половины одиннадцатого, мужчиною с черным кожаным мешком в руке, который вышел из собственного экипажа и отдал своему слуге деньги, пересчитав их дважды». Явилось человек полтораста извозчиков, но ни один из них не оказался тем, кого искали. Тем не менее любопытное свидетельство пришло из совершенно неожиданных источников. Боже, как этот Арлекин грохочет своей саблей!