Кровать с золотой ножкой - [116]

Чуть ли не каждый второй день Индрикис придумывал поездки в супермаркет, чтобы подарить Леонтине то мягкую шаль, то теплую кофту. И в этом сказывалась близость расставания — Индрикис пытался мрачное настроение развеять различными экспромтами в доступной ему душевной гамме. Леонтина возражала: ты что, хочешь, чтобы я возвращалась в товарном вагоне? Со сколькими ношами приехала, со столькими уеду.

Последнюю ночь провели почти без сна. Леонтина ворочалась с боку на бок, то матрас казался жестким, то, наоборот, подушка слишком мягкой. Когда часы пробили четыре, Леонтина почувствовала головную боль. Пришлось подняться, шкафчик с лекарствами находился на кухне. В коридоре горел свет. Индрикис, как выяснилось, был на кухне. Пил воду.

— Опять сердце?

— Э, ерунда! — Он был явно не в духе. — Видать, к перемене погоды_;

С утра Леонтина сразу оделась по-дорожному. Индрикис выкатил из гаража машину. Прощальный завтрак на застеленном скатертью столе, с льняными салфетками и при горящих свечах Мирдза давала в столовой. Карлис был уже в колледже, его подарок Леонтине лежал рядом с ее тарелкой — цветная семейная фотография в пластмассовой рамке. Лиана увивалась вокруг Леонтины. Мирдза нервничала, у нее подгорели тосты, на кухне дым стоял столбом. В конце завтрака Индрикис хлопнул в потолок пробкой французского шампанского; подняли бокалы с пожеланием доброго пути и скорой новой встречи. Голоса звучали звонко и весело, однако все утирали слезы. Так никто и не допил своих бокалов. Разговор перекинулся на практические мелочи: как бы чего не забыть, что еще может пригодиться в дороге до Лондона.

Наконец Леонтина села в машину, а Индрикис с шумом захлопнул крышку багажника. Мирдза с Лианой стояли перед разукрашенной цветами дверью и махали на прощанье. Индрикис обошел машину, уж было взялся за ручку передней дверцы. И вдруг застыл, окаменев лицом. Это заметили все: и Леонтина, и Мирдза, и Лиана. Похоже было на то, как если б ему в голову пришла неожиданная мысль или он усиленно пытался что-то вспомнить.

— Уж вы не мешкайте, — моргая мокрыми от слез глазами, забеспокоилась Мирдза. — Утро туманное, лучше пораньше приехать на вокзал.

— Подожди! — как-то странно выдохнул Индрикис и, сгорбившись, поспешил обратно в дом.

Прошло мгновенье, прошло довольно много времени. В одном платье вышедшая Мирдза зябко поеживалась на пороге. Не выдержала, побежала проведать, куда девался Индрикис.

Дверь туалетной комнаты, к счастью, оказалась не закрытой на задвижку. Он лежал, навалившись грудью на край ванны. Недаром Мирдза была медсестрой, сразу оценила обстановку: Индрикис умер. Одна половина лица у него была синевато-белая, другая синевато-красная.

Несмотря на тяжесть свалившегося горя и присущую ей хаотичность, Мирдза проявила достаточно хладнокровия и расторопности. В течение получаса был вызван коронер {23} и агент по страхованию для закрытия полиса, созвонились с конторой Кука и отказались от билета, сообщили Карлису в колледж о случившемся.

Обмывать и обряжать Индрикиса Леонтина вызвалась сама, да оказалось, она свои силы мерила былыми мерками. Облаченного в темный костюм Индрикиса в просторной столовой уложили на кожаный диван. Засветили свечи в тех же подсвечниках, что поутру украшали отъезд Леонтины. Раскрытые окна совсем выстудили и без того холодный дом. Леонтина сидела подле Индрикиса, надев на себя всю одежду, какая нашлась, и все равно ее пробирала дрожь. Когда стемнело, Лиана попросила во всех комнатах зажечь свет, иначе ей казалось, что отец расхаживает по дому.

На следующий день с утра Мирдза принялась улаживать похоронные дела, и слуха Леонтины коснулось слово «крематорий». Этого было достаточно, чтобы Леонтина бесповоротно осознала, что Индрикис, боль ее души и вечная сладость, в самом деле умер. Ей в голову не приходило, что Индрикиса могут сжечь. Ей казалось, его зароют в землю, как это принято в Латвии. Но сжечь! Бросить в пламя, словно шишку или полено.

Она принялась дотошно расспрашивать: сжигают ли в одежде или без, много ли остается праха и что потом с ним происходит. Когда Леонтина узнала, что погребальная урна размерами не велика, ее слегка ошалевшие глаза загорелись от волнения. Уж если она оказалась не в состоянии помочь живому Индрикису, представляется возможность помочь ему сейчас. В прахе нет души человека, но в нем какая-то частица человека. Лишь язычники считают, будто прах человека ничего не значит. Индрикис уже не сможет вернуться в Зунте, но он может вернуться в то Зунте, куда и ей самой настанет вскоре срок отправиться.

— Нет-нет, ни на какое Бруквудское кладбище звонить вам нет необходимости, — объявила она. — Индрикис поедет домой.

Мирдза энергично возражала, но Леонтина стояла на своем. Даже пригрозила, что в противном случае останется у них до своей смерти. Карлис принял сторону Леонтины, и это решило вопрос.

— Пусть бабушка увезет с собой прах па, о чем тут говорить. Не все ли равно, на каком кладбище он будет похоронен.

Неделю спустя после кремации Леонтина отправилась обратно. И в самом деле, багажа при ней не прибавилось. Урна с прахом Индрикиса внешне выглядела небольшим аккуратным чемоданчиком.