Кровь Драконов - [48]

Тимара помолчала мгновение. Татс наступил ей на больное место, существование которого она не хотела признавать.

— Но ведь мы же Элдерлинги, для нас всё иначе.

— Так ли это? Я знаю, что Рапскаль так говорит, но так ли это на самом деле? Была ли у Элдерлингов их собственная жизнь, или они росли пропитываясь опытом других людей, даже не осознавая, что он не пренадлежит им, не осознавая своей зависимости? Мне нравится быть собой, Тимара. Я хочу оставаться Татсом вне зависимости от того, как долго я буду жить и чего хочет мой дракон. И я хочу провести эти года с тобой, с Тимарой! Я не хочу, что бы ты была погружена в память кого-то ещё, когда я рядом. — Он сделал паузу, позволяя этой колкости задеть её, а потом добавил.

— Моя очередь задавать вопрос. Живёшь ли ты своей жизнью, Тимара? Или отворачиваешься от неё ради жизни кого-то другого.

Он знал. Она не рассказвала ему о колоннах памяти и своих походах туда с Рапскалем. Однако каким то образом он узнал. Яркий румянец залил её лицо. Чем дольше она молчала, тем сильнее становилась боль в его глазах. Она пыталась убедить себя в том, что не сделала ничего плохого, что в его боли нет её вины. Пока она искала слова, он начал говорить.

— Это притворство, Тимара. — Его голос был спокойным, но не нежным.

— Это не адаптация к жизни в Кельсингре, это побег от реальности и жизнь прошлым, прошлым, которое никогда не вернятся. Это даже не настоящая жизнь. Там ты не можешь принимать решения, а если обстоятельства начнут складываться не лучшим образом, можешь просто сбежать. Ты принимаешь их образ мышления, а когда возвращаешься в наш мир, он влияет на твой собственный. Но что самое страшное, чем ты занимаешься когда погружена в воспоминания? Чего ты лишаешься, какие возможности упускаешь в настоящем? О чё ты будешь вспоминать через год?

Её смущение начало сменяться гневом, у Татса не было никаких прав обвинять её! Он считает, что она поступает глупо, но никто ведь от этого не пострадал. Ну разве что он и его чувства. И разве нет в этом и его вины, раз он переживает о таких вещах?

Он понял, что разозлил её. Она увидела это по тому, как опустились его плечи, а голос начал запинаться.

— Когда ты будешь со мной, Тимара… если ты когда-нибудь решишь быть со мной… я не буду думать ни о ком, кроме тебя. Я не стану называть тебя чужим именем, и делать с тобой что-то, только потому что этого хотел другой человек когда-то очень, очень давно. Когда ты наконец позволишь мне к тебе прикоснуться, я буду касаться только тебя. Может ли Рапскаль сказать тебе то же самое?

Её голова закружилась от избытка чувств и мыслей. И тогда с берега реки донёсся крик Карсона: «Драконы дерутся! Хранители, бегите сюда!»

Она отвернулась от Татса и бросилась бежать, не столько навстречу опасности, сколько уходя от неё.

— За что ты ненавидишь меня?

Она еще два раза щелкнула ножницами прежде чем заговорить, а затем пробежала тонкими пальцами по его волосам, расправляя их, проверяя не осталось ли колтунов. От этого по его спине прошла дрожь и он вздрогнул, прогоняя ее. Другая женщина могла бы улыбнуться его реакции. Глаза Чассим остались холодными и отстраненными. Она ответила вопросом. — Отчего ты думаешь, что я ненавижу тебя? Разве я неуважительно относилась к тебе? Как-то проявила невнимание или не угодила тебе чем-то?

— Ты излучаешь ненависть словно огонь тепло, — честно ответил он. Она отступила, чтобы выбросить в зарешеченное окно горстку его мокрых отстриженных волос. Сделав это, она закрыла окно и опустила изящные деревянные ставни. Несмотря на то, что ставни были выкрашены в белый цвет и покрыты изображениями птиц и цветов, это погрузило комнату в сумрак. Сельден вздохнул оттого что солнечный свет исчез: после стольких месяцев заточения его тело нуждалось в нем.

Женщина замерла, держа руку на ставне. — Я не угодила тебе и теперь ты расскажешь отцу. — Это был не вопрос.

Он удивился. — Нет, я просто скучаю по солнечному свету. Меня несколько месяцев держали в палатке и я прибыл сюда в трюме корабля. Я соскучился по свежему воздуху и солнечному свету.

Она отошла от окна так и не открыв ставень. — Зачем смотреть на то, чего не можешь иметь?

Он задумался, не этим ли объясняется то, что она с ног до головы куталась в белую бесформенную хламиду. На виду оставалось только ее лицо; он никогда не видел чтобы женщины одевались подобным образом, и подозревал, что это ее собственное изобретение. Все жители Дождевых Чащоб отправляясь в путешествие надевали вуали. Даже когда они приезжали в Удачный, где их народ был хорошо известен, их чешуя и наросты на лице притягивали любопытные взгляды и вызывали страх и насмешки. Но женщины Дождевых Чащоб также скрыли бы под вуалью и лицо, а их перчатки и одежды были бы богато украшены вышивкой и бусинами. Их одеяния демонстрировали благосостояние и власть. Эта женщина была так тщательно закутана, словно ее тело было приготовлено к похоронам нищего. Ее непокрытое лицо, хоть и привлекательное, было словно окно, через которое видно гнев и негодование которые она испытывала. Ему почти хотелось, чтобы она скрывала от него эти глаза.