Крошка Цахес, по прозванью Циннобер - [27]

— Как? — воскликнул князь, взглянув на лейб-медика гневно. — Как? Что вы говорите? Орден Зеленопятнистого Тигра с двадцатью пуговками, — орден, который покойный носил для блага государства с таким достоинством, — причина его смерти! Докажите это, или… Камергеры, что вы на это скажете?

— Он должен доказать, или… — воскликнули семь бледных камергеров, и лейб-медик продолжал:

— Всемилостивейший князь! Я докажу, и потому не нужно никакого или. Тут вот какая связь: тяжелый орденский знак и в особенности пуговки на спине действовали вредоносно на нервные узлы позвоночного столба. В то же время орденская звезда производила немалое давление на узловато-волокнистое вещество, находящееся между грудобрюшной преградой и верхней брыжеечной артерией, которое мы называем утробным сплетением и которое предоминирует в лабиринтной ткани вообще всех нервных сплетений. Этот предоминирующий орган находится в чрезвычайно разнообразном соотношении с мозговой системой; после этого, естественно, что вредоносное влияние на узлы переносилось и на сию последнюю. Свободное же отправление мозговой системы не есть ли необходимое условие сознания, личности, как выражение совершеннейшего соединения целого в одном фокусе? Жизненный процесс не есть ли деятельность в обеих системах, в узловатой и в мозговой? Коротко, вредоносное влияние на узловатую систему расстроило отправления психического организма. Сперва появились угнетающие идеи о невознагражденном самопожертвовании для блага государства через тягостное ношение упомянутого ордена и т. д. Расстройства эти сопрягались все более и более, появилось совершенное разногласие между узловатой и мозговой системами, наконец, совершенное уничтожение самосознания, личности. Это состояние мы обозначаем словом смерть. Да, всемилостивейший государь, министр лишился своей личности еще прежде и потому был уже совершенно мертв, когда повергся в этот роковой сосуд. А поэтому и причина смерти его не физическая, а чисто психическая.

— Лейб-медик, — сказал князь с досадой, — вот уж полчаса как вы говорите, а я ничего не понимаю. Что хотите вы сказать вашими: психическая и физическая?

— Физическое начало, — начал лейб-медик слова, — есть условие чисто растительной жизни; психическое же, напротив, обусловливает человеческий организм, который находит двигателя существования только в духе, в силе мыслительной.

— Все еще я не понимаю вас, непонятнейший из смертных! — воскликнул князь с величайшим неудовольствием.

— Я полагаю, ваша светлость, — продолжал лейб-медик, — что физическое относится только к чисто растительной жизни, без мыслящей силы, как в растениях; психическое же — к силе мыслительной. А так как в человеческом организме преобладает последняя, то врач и должен начинать с силы мыслительной, с духа, а тело принимать просто за вассала духа, который должен покоряться требованиям своего повелителя…

— О, о! оставьте это в покое, г. лейб-медик! Лечите мое тело и не заботьтесь о моем духе. Он никогда еще не инкомодировал[16] меня. Вообще, лейб-медик, вы преконфузный человек, и если б я не стоял теперь подле трупа моего министра и не был растроган, я знал бы, что сделал!.. Ну, камергеры, прольем еще несколько слез здесь, у катафалка усопшего, и пойдем обедать…

Князь закрыл глаза платком и рыдал, камергеры тоже, и потом все пошли вон величественно.

У дверей стояла старая Лиза с несколькими пучками прекраснейших золотисто-желтых луковиц. Взоры князя как-то случайно наткнулись на эти чудные плоды. Он остановился, печаль исчезла с лица его; он улыбнулся кротко и милостиво и сказал:

— Во всю жизнь мою я не видывал таких прекрасных луковиц, верно, они превосходнейшего вкуса. Что, любезная, ты продаешь их?

— Как же, ваша светлость, — отвечала Лиза, приседая пренизко. — Я только и кормлюсь этой продажей. Они сладки, как мед; не прикажете ли откушать?

Сказав это, она подала князю самую блестящую, самую большую луковицу. Он взял ее, улыбнулся и воскликнул:

— Камергеры, нет ли у кого ножика?

Получив ножик, князь очистил луковицу с чрезвычайною аккуратностью и прикусил.

— Что это? — воскликнул он с блестящими от восторга взором. — Какой вкус, какая сладость, какая сила, какая пряность! И притом, мне кажется, как будто передо мной стоит покойный Циннобер, кивает мне головой и шепчет: «Князь, покупайте, кушайте эти луковицы: этого требует благо государства!»

Князь сунул в руку старой Лизы два золотых, а камергеры расхватали все пучки луковиц по карманам. Но этого еще мало: ее назначили постоянной и непременной поставщицей лука для княжеских завтраков. Таким образом мать крошки Цахеса, не сделавшись богатой, избавилась от всех нужд и нищеты, и тут, вероятно, не без чародейственного содействия феи Розабельверде.

Похороны министра Циннобера были так великолепны, что еще никогда в Керепесе подобных не видывали. Князь, все кавалеры Зеленопятнистого Тигра шли за гробом в глубоком трауре. Звонили во все колокола, сделали даже несколько выстрелов из двух мортир, выписанных князем с большими издержками для фейерверков. Граждане, народ, все рыдало, вопило, что государство потеряло лучшую опору, что не найти уже человека с таким глубоким умом, с такой великой душой, с такой неутомимой любовью к общественному благу.