Криворожское знамя - [141]
Отец не ошибся. Уже несколько недель Отто собирался поговорить с родителями, но откладывал со дня на день. И сейчас он был очень доволен, что все прошло удачно. Вальтер, узнав новость, стал барабанить кулаками по спине брата.
— Ну и хитрец! Другие хвастаются своими невестами, а ты прячешь. Интересно, скоро я буду дядей?
Вальтер помчался вокруг стола, спасаясь от ремня Отто.
И вот наступил торжественный день: Отто привел невесту.
— Это Лизбет, ее отец работает на латунном заводе…
Отто чувствовал настоящий страх перед матерью — он знал, какой у нее зоркий глаз, и не был уверен, выдержит ли девушка испытующий взгляд. Но волнения были напрасны: его невеста, простая, расторопная девушка, сразу пришлась Минне по сердцу.
Скромные свадебные торжества окончились быстро, почти не замеченные соседями; молодые поселились наверху, и Лизбет вошла в семью, словно принадлежала ей всегда. В доме стало несколько оживленнее.
Осенью произошли еще два знаменательных события: Отто досрочно стал отцом, а несколько дней спустя, когда он возвращался из шахты, его снова встретил тот самый велосипедист, который два года назад передал ему письмо из Саарской области и которого он так долго и нетерпеливо ждал.
— Один человек вспомнил о тебе, — лаконично произнес велосипедист, вручив Отто помятый конверт, и поехал дальше.
Газеты сообщали о взятии Гижона франкистскими войсками. Герника была разрушена. Нацистская пресса утверждала, что красные сровняли город с землей, хотя весь мир знал, что немецкие летчики на «штукасах» разбомбили маленький баскский городок дотла. Гитлеровский легион «Кондор» вписал еще одно позорное деяние в мировую историю.
Письмо читали дома всей семьей. Его прислал Пауль Дитрих из Испании. Этот конверт объехал полсвета. Он побывал в карманах матросов, докеров, железнодорожников и нелегальных курьеров. В письме сообщалось, что Эльфрида с ребенком живет в Советском Союзе, а Пауль с осени тысяча девятьсот тридцать шестого года сражается в рядах Интернациональной бригады. «No pasarán!»[8], — заканчивалось письмо.
Отто сжал кулаки. А он торчит здесь, ничего не делает, даже пальцем шевельнуть не может. События вокруг идут своим чередом. Малейшее движение антифашистских групп беспощадно подавляется. Отец сидит у радио; вся его деятельность свелась к слушанию московских передач. Передавать услышанное дальше он уже не мог.
— Я не могу больше сидеть сложа руки, — сказал Отто отцу. — Почти два года прошло, а мы только сейчас от какого-то велосипедиста узнаем, что наша партия жива. Но где она?.. Мы-то не участвуем в ее борьбе.
Он опустил голову и уставился в стол. Брозовский принял слова сына как упрек и не нашелся, что ответить. После долгой паузы Отто прокашлялся и сказал:
— Это не дело, отец, что нас так долго не привлекают к работе.
Брозовский-старший еще больше ссутулился.
— Мне тоже это не нравится. Я все жду и жду… Но, видимо, у подпольного руководства есть свои соображения…
— Соображения, причины… Я хочу действовать! — Отто нетерпеливо стукнул кулаком по столу. — А может, нам не доверяют?
— Ерунда! Кто может нам не доверять? Просто за нами фашисты следят особенно внимательно и того, кто с нами свяжется, тотчас повесят.
Брозовский был недоволен тем, что мог только успокаивать. Точно так же, как и Отто, он знал: партия жива. Это было ощутимо по тысячам мелких событий и происшествий, а иногда и зримо.
Аресты в Гетштедте, в Эйслебене, на шахте; неожиданно забрали совсем незнакомых людей… Однако бывших заключенных все еще не привлекали к подпольной работе в целях безопасности. Их ряды после арестов поредели. Судебные процессы следовали один за другим, но общественность ничего о них не знала; подпольные группы не были связаны друг с другом.
— Только один-единственный раз я имел связь с центром, — тихо сказал Брозовский, — но этот товарищ вынужден был скрыться. Поэтому я не рассказал тебе. Местное руководство провалилось, он один уцелел. Полагаю, что ему удалось бежать за границу.
— Но ведь ЦК должен находиться где-то в стране, не все же работают за границей.
— ЦК здесь! — ответил Брозовский с уверенностью, не допускавшей никаких сомнений.
— Тогда я организую на шахте тройки. Надо только начать, а связь с центром мы уж найдем.
Отто объединился с Вольфрумом, Боде, Шунке и другими товарищами. Но дело не подвигалось, связаться с центром не удалось. Работа их ограничивалась шахтой и распространением информации.
Слушали радио. Интернациональные бригады заняли Теруэль, однако войска генерала Франко, в состав которых входили легионеры, марокканцы, итальянцы и немцы, вновь захватили его. Немецкие войска оккупировали Австрию, Чемберлен — «человек с зонтом» — продал Чехословакию на Мюнхенской конференции. Вальтера послали отбывать трудовую повинность. По всей Германии раздавался «Эгерландский марш», вскоре он загремел из Пражского Града. Брозовский хворал. Началась война.
Зимой пришло письмо от Вальтера из Польши:
«Срок трудовой повинности для меня окончился, теперь я солдат. Мамочка, пришли мне, пожалуйста, серые шерстяные носки: здесь, в Кутно, холодно, — читал вслух Брозовский. — Отпуска мне пока не дают».
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.
Перед летчиком-асом, легендой воздушного штрафбата Борисом Нефёдовым по кличе «Анархист» ставят задачу создать команду сорвиголов, которым уже нечего терять, способных на любые безумства. Их новое задание считается невыполнимым. Все группы пилотов, пытавшихся его выполнить, погибали при невыясненных обстоятельствах. Операцию лично курирует Василий Сталин. Однако задание настолько опасно, что к делу привлекают Вольфа Мессинга.
Страшное лето 1944-го… Александр Зорин не знал, что это задание будет последним для него как для командира разведгруппы. Провал, приговор. Расстрел заменяют штрафбатом. Для Зорина начинается совсем другая война. Он проходит все ужасы штрафной роты, заградотряды, предательства, плен. Совершив побег, Саша и другие штрафники уходят от погони, но попадают в ловушку «лесных братьев» Бандеры. Впереди их ждет закарпатский замок, где хранятся архивы концлагерей, и выжить на этот раз практически невозможно…
Летчика-истребителя Андрея Лямина должны были расстрелять как труса и дезертира. В тяжелейшем бою он вынужден был отступить, и свидетелем этого отступления оказался командующий армией. Однако приговор не приведен в исполнение… Бывший лейтенант получает право умереть в бою…Мало кто знает, что в годы Великой Отечественной войны в составе ВВС Красной армии воевало уникальное подразделение — штрафная истребительная авиагруппа. Сталин решил, что негоже в условиях абсолютного господства германской авиации во фронтовом небе использовать квалифицированных пилотов в пехотных штрафбатах.
Диверсант… Немногим это по плечу. Умение мастерски владеть оружием и собственными нервами, смелость и хладнокровие, бесконечное терпение и взрывной темперамент в те секунды, когда от тебя, и только от тебя, зависит победа над смелым и опасным врагом…