Криворожское знамя - [131]
В первые же утренние часы Меллендорфу с Фейгелем пришлось собственноручно счищать надписи, появившиеся на стенах домов и стеклах витрин.
«Да здравствует 1 Мая — международный праздник рабочего класса!»
От лозунгов, написанных масляной краской, веяло свежестью и боевым задором.
Штурмфюрер Хондорф отказался выделить штурмовиков в помощь бургомистру. С восходом солнца он отправился по улицам города во главе хора и оркестра, трубившего утреннюю зорю. Оркестранты и певцы из хора подмастерьев были одеты в коричневую форму.
Фейгелю пришла мысль возложить ответственность на домовладельцев. Начал он с зерноторговца Хондорфа, на воротах дома которого виднелась большая надпись:
«Красный фронт жив!»
К двум часам на майскую демонстрацию собрались представители всевозможных нацистских союзов и обществ. Зенгпиль приказал явиться всем школьникам. Колонна насчитывала около четырехсот человек; впереди, разумеется, шли штурмовики.
Сильно поредевший отряд «штальгельмовцев», надевших нарукавные повязки со свастикой, оттеснили во «второй эшелон». Возглавлявший их Бартель обозлился. Еще до начала демонстрации Хондорф-младший заявил ему, что «Стальной шлем» — организация второсортная, а потому соваться вперед нечего; если же Бартеля не устраивает место позади штурмовиков, пусть пристраивается за школьниками.
В последних рядах колонны, перед детьми, шагали представители воинского союза и общества по сбору пожертвований, — среди них Лаубе с Бартом. Лаубе нацепил Железный крест второй степени, сверкавший как новенький на лацкане темно-синего костюма. Стоявшие у обочины жены горняков многозначительно переглядывались, кивая на него, и подталкивали друг друга локтями. Лаубе, сделав вид, что не замечает косых взглядов и шушуканья, смотрел прямо перед собой и твердо печатал шаг…
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
В тот день, когда Георгий Димитров и его товарищи в зале имперского суда в Лейпциге начали разоблачать перед всем миром нацистских поджигателей рейхстага, Эльфрида Винклер и Гедвига Гаммер вернулись домой.
Гедвиге и беременной на последнем месяце Эльфриде пришлось побывать в трех тюрьмах — Эйслебене, Галле и Наумбурге, — прежде чем их выпустили. О судьбе своих мужей они ничего не знали; правда, в тюрьме они не однажды видели друг друга издали, но перемолвиться словом не удалось ни разу.
Эльфрида с помощью надзирательницы женского отделения медленно спускалась по лестнице с четвертого этажа в тюремную канцелярию. Последнее время она была не в состоянии выходить на прогулки и лишилась даже получаса свежего воздуха.
— Не понимаю я этого, — удивился шарфюрер эсэсовской конвойной команды, доставившей в Наумбург очередной транспорт с политическими заключенными. — По-моему, мы становимся слишком либеральными. Что, она не может произвести на свет своего щенка здесь? Кстати, у него была бы отличнейшая метрика: родился в окружной тюрьме, город Наумбург… Недурно звучит, а?
Довольный своей шуткой, он загоготал, похлестывая по голенищу сапога ремнем. Пожилой тюремный чиновник, вручавший Эльфриде справку об освобождении, засмеялся по обязанности и смолчал, когда распоясавшийся шарфюрер СС хлопнул его с размаху по плечу.
Улучив минуту, чиновник шепнул Эльфриде:
— Не волнуйтесь. Десять минут назад освободили фрау Гаммер. Вы поедете вместе, она ждет вас.
Сияло солнце. Все вокруг выглядело светлым и приветливым. Вагончики наумбургского трамвая с веселым треньканьем катились по улицам, люди спокойно шли по своим делам, словно и не было здесь тюрьмы, где сидели арестованные женщины.
Гедвига, поддерживая Эльфриду под руку, направилась к вокзалу. Она очень похудела, скулы ее заострились, костлявые плечи торчали; из-за своего высокого роста она напоминала человека, шагающего на ходулях.
— Ну как, выдержишь? — спросила Гедвига, бережно усадив Эльфриду в пустое купе.
Устало кивнув в ответ, Эльфрида прижалась щекой к плечу спутницы. Вскоре начались родовые схватки; после пересадки в Галле боль стала нестерпимой, губы у Эльфриды потрескались. На каждой остановке Гедвига бегала к водопроводному крану и смачивала носовой платок. Вагонные толчки и тряска довели Эльфриду до отчаяния. С помощью попутчиков Гедвига уложила ее на скамью. Какой-то горняк, севший в поезд на станции Кельме, положил Эльфриде под голову свой рюкзак и постелил на лавку пальто. Пассажиры наперебой давали всевозможные советы, а толстая рыночная торговка, не знавшая, куда девать свои корзинки, принялась рассказывать схожий случай. Ребенок, по ее словам, родился мертвым.
Горняк велел ей «заткнуть рот». Обиженно поджав губы, она умолкла и принялась с чавканьем есть апельсин.
Гедвига не решалась попросить у нее апельсин для Эльфриды. Это сделал горняк. Однако торговка, не удостоив его ответом, сошла на ближайшей остановке.
Наконец поезд прибыл в Гербштедт. Железнодорожники, к которым обратился горняк, перенесли Эльфриду в станционный зал. Она была в обмороке и еле дышала.
— Что нам с ней делать? — спросил железнодорожник.
— Немедленно отправьте ее в больницу! — крикнул горняк из отъезжающего поезда. — Она вот-вот разродится.
Начальник станции снисходительно разрешил взять двухколесную тележку для багажа. Гедвига, с узелком в руках, плакала, глядя, как железнодорожники укладывают Эльфриду.
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
Перед летчиком-асом, легендой воздушного штрафбата Борисом Нефёдовым по кличе «Анархист» ставят задачу создать команду сорвиголов, которым уже нечего терять, способных на любые безумства. Их новое задание считается невыполнимым. Все группы пилотов, пытавшихся его выполнить, погибали при невыясненных обстоятельствах. Операцию лично курирует Василий Сталин. Однако задание настолько опасно, что к делу привлекают Вольфа Мессинга.
Страшное лето 1944-го… Александр Зорин не знал, что это задание будет последним для него как для командира разведгруппы. Провал, приговор. Расстрел заменяют штрафбатом. Для Зорина начинается совсем другая война. Он проходит все ужасы штрафной роты, заградотряды, предательства, плен. Совершив побег, Саша и другие штрафники уходят от погони, но попадают в ловушку «лесных братьев» Бандеры. Впереди их ждет закарпатский замок, где хранятся архивы концлагерей, и выжить на этот раз практически невозможно…
Летчика-истребителя Андрея Лямина должны были расстрелять как труса и дезертира. В тяжелейшем бою он вынужден был отступить, и свидетелем этого отступления оказался командующий армией. Однако приговор не приведен в исполнение… Бывший лейтенант получает право умереть в бою…Мало кто знает, что в годы Великой Отечественной войны в составе ВВС Красной армии воевало уникальное подразделение — штрафная истребительная авиагруппа. Сталин решил, что негоже в условиях абсолютного господства германской авиации во фронтовом небе использовать квалифицированных пилотов в пехотных штрафбатах.
Диверсант… Немногим это по плечу. Умение мастерски владеть оружием и собственными нервами, смелость и хладнокровие, бесконечное терпение и взрывной темперамент в те секунды, когда от тебя, и только от тебя, зависит победа над смелым и опасным врагом…