Криворожское знамя - [130]

— Нацисты бурят поля. Завтра они опять могут прийти, — угрюмо сказал Вальтер. — Надо выручать господина Боде.

В саду, за сараем, она сама взялась помогать мальчику. Ее подгонял страх за мужа. Вальтер видел, что она действует только из страха. Его лицо покрылось красными пятнами, он с трудом сдерживал охватившее его беспокойство.

Обкопав большой куст георгин, они осторожно подняли его вместе с комом земли и в образовавшуюся яму опустили чан. Фрау Боде вдруг осознала, что мальчик поступил правильно. Обняв Вальтера, она прижала его к груди. Он вел себя как настоящий мужчина. Не то что некоторые взрослые. Когда вчера, в отчаянии, она побежала к Лаубе, тот велел сказать, что его нет дома. Даже такого важного барина, как Цонкель, и того арестовали.

Она заботливо посадила цветочный куст на место и полила взрыхленную землю.

— Он расцветет, — проговорила она, — обязательно расцветет…

Вальтер ушел, подбодрив ее обещанием, что его мать придет ей помочь.

— Жены рабочих должны помогать друг другу, — сказал он. — И сыновья тоже.

Всю неделю, до Первого мая, штурмовики с бурами обыскивали поля. Вальтер только посмеивался, когда они под вечер проходили колонной мимо его дома. Альвенслебен не сдавался. Поля продолжали систематически обшаривать, и Бинерт проклял час, когда его угораздило сболтнуть Ольге то, что вскоре разнеслось по всему городу.

Минна поначалу избегала выходить на улицу. Вальтер приставал к матери, уговаривая ее украсить дом к Первому мая зелеными ветками, как они это делали каждый год.

— Наш флаг мы не вывесим, а зелень можно. Пусть видят разницу. Учитель в школе сказал, что отныне Первое мая будет немецким праздником. Фюрер учредил его только для немцев.

Глаза Вальтера заблестели. Мать погладила его по макушке. Суровое выражение лица ее смягчилось.

Ольга Бинерт завесила весь фасад своего дома березовыми ветками и флажками со свастикой. Врач городской больницы отрядил ей на подмогу целый взвод санитаров и медсестер. Жители верхней части улицы, никогда прежде не украшавшие свои дома к маю, в этом году словно решили перещеголять друг друга.

Те, чьи дома шли вниз по улице, пока ничем не проявляли себя. Казалось, они выжидали, что будет делать Брозовская. Минна с Вальтером отправились на холм, где они каждый год срезали березовые ветки. Домой она вернулась с охапкой зелени. Сын принес на плече две молоденькие березки и поставил их по бокам двери в ведра с водой, чтобы не завяли. Минна сплела из веток гирлянды. Вальтер, прибив их над дверью и окнами, отошел на середину улицы полюбоваться своим творчеством.

Ольга Бинерт тут же отправила дочку к ректору Зенгпилю, наказав ей узнать, имеют ли Брозовские право украшать свой дом. Отец со старшим сыном сидят в тюрьме, мать только что выпустили, а их младший беспризорник стал еще нахальнее…

Зенгпиль решил посмотреть на все сам. Назначенный ортсгруппенлейтером НСДАП, он серьезно относился к своим обязанностям. Поглядев на дом Брозовских, он не нашел повода для вмешательства. Ольга не скрывала своего раздражения.

Великодушно улыбаясь, Зенгпиль, однако, не терял внушительного вида.

— Будьте и впредь столь же внимательны, фрау Бинерт. У нас всех сегодня очень большие обязанности. Коммунисты, естественно, еще живы. И могут кое-что выкинуть. Если нам и удалось изолировать здешних главарей, то их сторонники все еще на свободе. Тельмана поймали, болгарского поджигателя Димитрова тоже, но… вы сами видели в день выборов — пять миллионов одураченных все-таки голосовали за этих врагов народа. Что касается общенемецкого праздника, тут…

Зенгпиль решил взять себе на заметку все дома, на которых были зеленые украшения, но не было флагов со свастикой.

Под вечер к Брозовским пришла жена Вольфрума. Она с удивлением оглядела нарядный фасад дома.

— Да вы, никак, нацистами заделались? Что это значит, Минна? — резко спросила она. — Мужья сидят в тюрьме, а вы?..

— Мы?.. С тех пор как я себя помню, мы празднуем Первое мая. И в этом году тоже. Тем более в этом году! Это наш праздник! Нацистам его у нас не отобрать! И мужья наши отметят его наверняка… если смогут… я от своих убеждений отказываться не собираюсь.

Кетэ Вольфрум без дальнейших расспросов повернулась и ушла, хотя намеревалась поговорить с Минной о перспективах… Но ведь Первое мая — завтра. Еще до того как стемнело, Кетэ успела украсить фасад, вот и все перспективы.

Ночью и ранним утром у многих домов, где жили рабочие, зазеленели фасады.

Электротехник Ширмер услышал крик, раздавшийся из квартиры Вендтов. Сын Альмы вывешивал в окно большой флаг со свастикой. Мать стояла в глубине комнаты и ломала руки, не решаясь вмешиваться. Лишь старшая из трех девочек смело бросилась на брата и расцарапала ему лицо, когда он стал ее отталкивать. Двумя ударами он свалил ее на пол.

— Убирайся в свою фашистскую казарму, — кричала двенадцатилетняя девочка. — Здесь тебе нечего делать! Отец выгнал бы тебя вон…

Ширмер крепче сжал в руке молоток, которым прибивал березовые гирлянды. Жена поспешно втолкнула мужа в коридор от греха подальше.

— Вот паршивец!.. Да я его!.. — Ширмер хрипло дышал, на лбу его выступил холодный пот.