Кривоград, или часы, по которым кремлёвские сверяют [журнальный вариант] - [11]

ДЕМОКРАТИИ НАДО ЕЩЕ НАУЧИТЬСЯ

НАМ НУЖНА ТОЛЬКО ПОЛЕЗНАЯ ДЕМОКРАТИЯ

НАМ НЕ НУЖНА ВРЕДНАЯ ДЕМОКРАТИЯ

Не успел я толком обдумать прочитанное, как началась новая серия:

СВОБОДА — ЭТО НЕОБХОДИМОСТЬ

СВОБОДА ДОПУСТИМА ТОЛЬКО В ИНТЕРЕСАХ ТРУДЯЩИХСЯ

НЕ ВСЯКУЮ СВОБОДУ МОЖНО ДОПУСТИТЬ

Меня стало мутить. Не от прочитанного, правда, а от тряски и запаха бензина. Потом, ни с того ни с сего, промелькнул еще один щит:

КРИВИЧИ! ГЛАСНОСТЬ — В КАЖДУЮ КВАРТИРУ!

После чего я увидел стандартный белый щит с черными буквами:

КРИВОГРАД

И мы въехали в город. Меня мутило всё сильнее.

Окраина как окраина, домики с палисадниками, легкий налет неприкаянности и неприбранности повсюду, словно тут не живут, а проживают временно, в ожидании переезда на новое местожительство, где не будут иметь нужды ни в светильнике, ни в свете солнечном, ворота не будут запираться днем, а ночи там не будет. Отчасти это напомнило мне Шарыгино, мою малую родину. Только вот окна домиков сплошь были забраны решетками — но не вульгарными, в клетку, а косыми, в виде ромбов или, изредка, солнышка с прочными, в мизинец толщиной, лучами. Сколько я ни смотрел, нигде не увидел хотя бы одного незарешеченного окна. Робко спросил я Утятьева, отчего это — от зажиточности, от обилия воров или просто так повелось. Тот ответил, что не берется судить о причинах (правда, выразился короче и крепче), но ворья нынче развелось — не продохнуть.

— Больно сильно с ними нянькаются, вот они и борзеют, — добавил он. — Не сажать их надо, а стрелять, тогда, может, честности прибавится. И еще, была б моя воля, издал бы закон: которые в торговле или общепите работают — тех через пять лет сажать без суда и следствия, зато с конфискацией. А что? Сам пожил — дай и другим. Ведь ежли накопятся у них угрожающие капиталы, простому человеку вообще житья не станет.

Превозмогая дурноту, я поинтересовался, что Утятьев понимает под угрожающим капиталом.

— Очень просто — эт ежли у кого и машина, и мебель, и дача, — объяснил он. — Конешно, не казенные ежли, а свои. Честным трудом такое не наживешь нипочем — я вот не пойму, куда органы смотрят. Наверно, тоже с них кормятся. Сажать надо, всех подряд сажать. Чтоб не портили настроение простому человеку. Эй, друг, останови на углу!

С последней фразой Утятьев обратился уже к водителю маршрутки. Когда тот затормозил, мы выбрались на тротуар. Почуяв под своими нетвердыми ногами твердую почву, я воспрянул и жадно стал вдыхать кривоградский воздух — пусть он с дымком и кислинкой, но от него не тошнило по крайней мере.

— Айда прямо в контору, — сказал Утятьев. — Тут недалече, две остановки на троллейбусе.

Мы прошли до угла, свернули направо, и я увидел, что навстречу нам идут трое людей с винтовками через плечо.

— Смотрите, тут, кажется, кино снимают, — заметил я.

— Какое к хренам кино. Обыкновенный рабочий патруль, — проворчал мой Вергилий.

В самом деле, вооруженные люди были одеты вполне современно — двое в пальто и кроличьих ушанках, а третий в куртке на синтетическом меху и лыжной шапочке. У каждого на левом рукаве красовалась багровая повязка. На ходу они дружно грызли подсолнухи и сплевывали шелуху наземь. Мы с Утятьевым посторонились, почти прижавшись к стене дома, чтобы пропустить патрульных, однако те остановились, и человек в лыжной шапочке небрежно приказал:

— Постойте-ка…

Еще несколько мгновений назад они шли совершенно штатской, развинченной походкой, они глазели по сторонам с бесцельным равнодушием, словно их предупредили, что вот-вот в поле зрения должно показаться нечто интересное, а они не то чтобы поверили, просто на всякий случай озираются. Но вот их глаза сверкнули, уперлись в нас, и сразу стало ясно, что это не гуляки праздные, а серьезные государственные люди, облеченные нешуточной властью.

— Кто такие, почему не на работе? — выдержав паузу, сурово спросил человек в шапочке, как видно, старший патрульный.

— А мы, между прочим, как раз на работу идем, — с достоинством ответствовал Утятьев.

— В такое время?

— Да, в такое время. Мы, между прочим, только что из аэропорта. Были в Москве, в командировке.

— Та-ак, — в нерешительности протянул старший.

Утятьев явно сбил его с толку, да и с начальственного тона тоже.

— А документы имеются? — въедливо спросил другой патрульный, у которого воротник пальто был из нутрии, неопрятно топорщащейся и похожей на полусгнившую соломенную кровлю.

— Пожалуйста.

Ознакомившись с командировочным удостоверением по очереди, они не спешили его возвращать.

— Удостоверение на одного, — обратился человек в шапочке к Утятьеву. — А как же этот? — И он небрежно кивнул в мою сторону.

— Позвольте, — не выдержал я, — что это такое происходит? У вас что, комендантский час? Посреди бела дня?

Я понимал, конечно, что эти люди тоже борются за перестройку. По-своему, но борются. Только зачем же бороться со мной, который в своем роде прораб перестройки? Шли бы и боролись на здоровье с кем-нибудь другим.

Не успели они ответить, как вмешался Утятьев.

— Товарищи, он не местный, — торопливо заговорил он. — Это физик из Москвы, он к нам приехал, работать… А ты, Лева, тоже понимать должен… Раз останавливают, значит, имеют право…