Кривая Империя. Книга I. Князья и Цари - [2]

Что же это были за люди наши ранние предки на этой земле? Что это была за Земля?

Земля наша в основном пуста была. В Европе, Африке и Азии зарождались и гибли цивилизации, бушевали толпы, лилась кровь, бурлила мысль, строились города, возводились гигантские статуи, маяки, пирамиды, работали библиотеки, писатели и поэты в белых одеждах диктовали секретарям оды и поэмы, возносили хвалу Небу, славу и проклятия — императорам. Пифагор, Евклид, Архимед, Аристотель — да разве всех перечислишь? — заложили основы наук. Александр Великий, Ганнибал и Цезарь успели завоевать весь мир и растерять завоеванное. Вавилон, Афины, Рим и Карфаген испробовали на себе и предложили на выбор все формы государственного устройства. Клеопатра и Антоний, Сафо, Дафнис и Хлоя, Орфей и Эвридика, Одиссей и Пенелопа объяснили людям, что такое любовь…

Прошло пять тысячелетий — пятьдесят веков цивилизации! Вот уже и устал мир. Вот уже прокатились по империям и республикам волны варварских нашествий. Это молодые, глупые и злые народы пришли отнять и поделить плоды чужого труда. Уже и эти дикари уселись в своих германиях и приобрели вполне европейский вид.

Уже и боги устали. Уже не о чем было говорить им с людьми, — все было сказано. Уже придумали люди бога из своих. Уже и убили его.

А у нас все еще ничего не было…

Садись на коня, поезжай от устья Дона на север. Вроде бы где-то там должна быть Москва? Ан, нет. Нету там никакой Москвы. И не доедешь ты никуда. Дорог нет. Тропинок нет, зверье, болота. И Дикое Поле не переедешь — полно лихого народу, каких-то проезжих и кочевых всадников, которые съедят и твоего коня и тебя, сварят вас с Савраской в походном котле, а то и сырыми сжуют.

Нет России, нет русских. Почти никаких нет. Степь. Лес. Волки. Медведи. Кабаны. Кочевники.

Впрочем, если тихо отыскать полянку на окраине леса, присмотреться повнимательней, то и здесь можно обнаружить какую-то жизнь. Только подойти надо очень тихо, спрятаться за толстый ствол и не хрустнуть веткой, не топотать и не сморкаться — распугаешь всех людей. Они и так здесь прячутся не от хорошей жизни.

Появились-таки люди в нашем краю! Слава Богу! Хоть и не учены, на лирах играть не горазды, а нам — милы! Это же славяне, деды наши (не умеют они еще до столька и досчитать, в каком колене). Что же и откуда занесло их в эти леса? Чего ж они не разъезжают гордо в богатырских кольчугах по просторам своей необъятной Родины? Чего ж не оглашают посвистом молодецким поля и реки? А не на ком им разъезжать. А нету у них в достатке железа на кольчуги и копья. А помалкивают они, чтобы не навлечь на себя злых, наглых, сильных и совсем уж тупых ребят. На конях, в кольчугах, с посвистом.

А пришли сюда славяне невесть откуда.

Почему вообще народы двигают с места? Одно из двух. Или на старом месте совсем плохо, голодно, опасно, дико. Или поверят какому-нибудь рассказчику, что вон за теми горами, мужики, есть страна Ковыляндия, и там работать, мужики, не надо — все само растет прямо в ковылях, а злой человек туда не доковыливает — не знает пока дорог. И можете вы там жить — не тужить и строить помаленьку хоть коммуну, хоть светлое царство, а хоть — и Империю. Вот и переходят-перебродят мужики на новое место. Но и тут все то же. Еды мало, работы много, гостей — поесть, попить и с собой увезти — хоть каждый день. Но ковыля, и правда, полно. И еще хорошо, что лес рядом, можно перепрятаться от гостей.

Пока другие славяне влезли в самый центр Европы, воевали там, учились и строили города, наши охотились, собирали мед, варить и сытить его научились, торговали воском и мехами, выезжая ненадолго к городским соседям. И вовремя прятались обратно на опушку, перебегали, пригнувшись, опасные ковыли.

У такого народа волей-неволей воспитываются оригинальные черты национального характера.

1. Чувство простора: вон, сколько леса и ковыльной степи.

2. Чувство смирения: вы к нам в гости — полюбить-пограбить, а мы к вам нет, мы дальше в лес.

3. Чувство осознанной нелюбознательности: что нам в ваших городах да науках? — мы в белку и своим умом попадем.

4. Любовь к созерцательности и пассивному рассуждению: когда почти нечего терять, а лезть в драку неохота, то суждения рождаются незамутненные, абстрактно честные и точные, но и почти бесполезные. Язык формируется сложный, красивый, многозначительный и неторопливый.

5. Любовь к труду: грабить не умеем, кто же нас прокормит, кроме нас самих? Хорошее это чувство — живи себе, работай. От трудолюбия происходит и миролюбие. Да разве ж дадут пожить?

6. И вот еще одно, досадное, Чувство зародилось у нас и окрепло. Это проклятое Шестое Чувство так и поведет нас сквозь века. Чувство Зависти. Великой и бессильной зависти к соседям. Великой, потому что очень велика была разница в жизненных удобствах между ненавистным уже тогда городом Парижем и нашей коммунальной полянкой. А бессильной потому, что как-то не хотелось и боязно было, добираясь до Парижа, выходить в лаптях во чисто поле и молодецким посвистом да медвежьей рогатиной побивать жуткую скифскую конницу да генуэзскую панцирную пехоту.

Чувство наше разрослось, источило нас, вошло в наши законы и правила хорошего тона.