Кривая империя. Книга 3 - [23]

В общем, драка никак не начиналась. 7 августа люди Софьи подбросили на «верх» анонимку о подготовке покушения «потешных конюхов» на жизнь царя Ивана и всех его сестер. Шакловитый сразу приказал собрать 400 стрельцов с заряженными ружьями в Кремле и 300 — на Лубянке. Лубянские собирались вяло, среди них сформировалась лояльная Петру верхушка, а кремлевские всё же начали бузу: перехватили петровского стольника Плещеева, побили, потащили к Шакловитому. Лубянские стрельцы возмутились этим и послали гонца в Преображенское к царю.

Царь спросонья испугался и голым ускакал в ближний лес. Сюда ему доставили одежду, и он погнал дальше — в Троицу. На другой день, 8 августа в Троицкой лавре собрались потешные отряды, верные царю стрельцы Сухарева полка, царица Наталья с дочерьми. Возглавил троицкое ополчение князь Борис Голицын.

Дальше все пошло по сценарию, разработанному Софьей для Хованского. Только теперь слабонервные побежали не к ней, а от нее. Разница была и в том, что Софью как сестру и царевну Петр не собирался вешать на воротах. Петр стал писать грамоты к московским стрельцам, Софья их перехватывала, но списки ходили самиздатом. Софья грозила перебежчикам смертью. Патриарх согласился поехать к царю и помирить его с сестрой, уехал и не вернулся. 27 августа Петр послал по стрелецким слободкам новую грамоту с приказом явиться в Троицу командирам и по 10 человек из каждого полка. За ослушание тоже угрожал смертью. Эта угроза подействовала, и стрелецкие толпы сорвались из Москвы. Царь встретил их ласково, патриарх благословил, стрельцы закричали о своей верности.

Софья не выдержала московского сидения, двинулась к Троице лично. Можно догадываться, что она хотела взять меньшого брата криком, но времена были уже не те. На середине дороги, у ворот села Воздвиженского, там, где 7 лет назад Софья покончила с «Хованщиной», ее перехватил стольник Бутурлин с приказом царя в монастырь не ездить! Она было заупрямилась, стала грозно топать, но Бутурлина не испугала. А тут еще подоспел Троекуров с войском, и заявил, что в случае неповиновения поступит с ней «нечестно».

Софья чуть не бегом возвратилась в Москву, почти насильно привела к присяге остатки «старых» стрельцов. Несколько дней протянула в смертной тоске.

Подошел Новый год, но 1 сентября вместо поздравлений от Петра прискакал полковник Нечаев с наглым приказом взять Федора Шакловитого и тащить его в Троицу на следствие. Дворец замер. Все придворные как бы объявили нейтралитет. Софья хотела хоть голову Нечаеву отрубить, и то палача не нашлось. Софья стала собирать народ группами и говорить прекрасные речи, она перечисляла свои семилетние заслуги, укоряла врагов, плела на Нарышкиных и призывала встать на защиту ее чести и достоинства. В ответ шуршал осенний ветер.

Тишина установилась необыкновенная, так что за отъездом патриарха, отсутствием одного царя и болезненной лёжкой другого, встречу «Нового лета» попросту отменили. И вроде, было это Смутное время, но над всем Подмосковьем установилась какая-то осенняя пастораль, среди которой листопадным золотом промелькивали аллегорические картины иерусалимского масштаба: «Слепой и безумный царь Иван наделяет стрельцов чаркой водки»; «Верный слуга государыни Софьи Федор Шакловитый пишет послание во все края святой Руси о неправдах и хитростях», «Любезный князь Василий Голицын уговаривает брата помирить государя с сестрой».

В Троице настроение было не столь поэтическим. Новообращенные стрельцы волновались, как бы их семьям в Москве чего-нибудь не сделалось, и предлагали пойти и изловить Федьку. Но царь их не пустил. А 6 сентября прорвало, наконец, и Москву. Стрельцы московские явились в Кремль, стали требовать выдачи Шакловитого для увода в Троицу, грозились набатом. Повторилась сцена 1682 года с выдачей Ивана Нарышкина. Теперь и Софья, скрепя сердце, сама выдала своего верного пса на живодерню. Из Москвы ушли все. Бояре наперегонки порысили к царю, стрельцы поволокли туда же Шакловитого, Васенька Голицын еще раньше покинул зазнобу и спрятался в своей деревне, но 7 сентября тоже прибежал в Троицу. Здесь как раз закончилась пытка Шакловитого. Этот с виду богатырь с первых 15 батогов на дыбе признался во всем, что было, и подсказал, чего не было. Во многом оказывался виноватым Василий Голицын, и Борис стал выгораживать брата во спасение чести семьи. Василию объявили ссылку с конфискацией, а Шакловитому — казнь без второй, обязательной в таких случаях, пытки, — это Борис Голицын опасался новых признаний. Забавно, что Петр не хотел казнить Шакловитого, а патриарх настоял. 11 сентября казнь Шакловитого и двух стрелецких полковников состоялась. Били кнутом и сослали с усечением языка еще трех стрельцов. Вскоре был пойман на литовской границе, жестоко пытан, расстрижен и казнен опасный поп Сильвестр Медведев — один из идеологов Второго стрелецкого бунта...

Хочу отметить разницу в исконно русских телесных наказаниях. Было два основных способа порки — батогами и кнутом. «Бить батогы» означало сечение длинным и толстым пастушьим бичом. От такой процедуры лопалась и вздувалась кожа, пациент долго болел, но оставался жив и почти здоров. Порка кнутом, тонким и иногда усиленным наконечником, оканчивалась — в зависимости от дозы — смертью или инвалидностью. Мясо под кнутом при умелой постановке удара лопалось до костей. Чтобы прикончить запалённого казнимого, достаточно было милосердно подать ему стакан холодной, экологически чистой воды, без яду и колдовского приговору. Резкое сужение внутренних сосудов приводило к нарушению мозгового кровообращения и немедленной остановке сердца...