Кривая империя. Книга 3 - [19]

Но всем этим прогрессивным, пожароопасным и прочим академическим проектам не суждено было осуществиться. Время опять изменилось.

11 июля 1681 года у молодой царской четы родился царевич Илья. Радость на Руси была безмерная и непродолжительная. Царица Агафья скончалась 14 июля, младенец Илюша — через шесть дней после матери. Царь был повержен. Еще успел Языков женить его в феврале 1682 года на своей родственнице Марфе Апраксиной, помирить с Нарышкиными и Матвеевым, но было поздно. Царь Федор Алексеевич скончался 27 апреля 1682 года на 21 году жизни.

Буйные дети Тишайшего

Опять началась смута.

Правительство раскололось. Языкову с Лихачевым и Апраксиным отступать было некуда, а Василий Голицын перебежал к Милославским, будучи связан с царевной Софьей «сердечным союзом». Теперь он в паре с боярином Иваном Хованским, нахрапистым, но бездарным воеводой стал бороться против Петра.

Члены партии Нарышкиных, отправляясь в Кремль на провозглашение нового царя, поддели под кафтаны кольчуги и панцири, прихватили ножи. Но дело обошлось миром. Когда спросили у патриарха Иоакима, как быть, он объявил, что нужно исполнить волю «всего государства Московского», то есть, одного царствующего града Москвы. Тут же патриарх вышел к народу на ступени Спасского собора и спросил, за Петра вы, православные, или за Ивана? Православные заорали за Петра. Другие православные крикнули за Ивана, «но были заглушены». Эти, другие были организованы Милославскими; главный крикун Сумбулов за постановку крика авансом получил от них боярство. Но крик сорвался, и Сумбулов потом всю жизнь горько каялся в монахах, что дал в штангу.

Итак, маленький Петя стал царем. Его мама Наталья Кирилловна возвращалась к управлению государством. Милославским оставалось заниматься только сватовством пятерых своих принцесс. Но где же при таких делах взять приличных женихов? Девичья партия решила не сдаваться. Скандал начался прямо на похоронах, когда юркий мальчик Петя богохульно процокал копытцами по камням Архангельского собора задого до конца панихиды, вбежал в тронную палату и уселся на место отцово и дедово. Ослепленная ненавистью Софья, выходя из собора, стала блажить к народу о своем сиротстве, беспросветном девичестве и проситься в христианские страны от политических преследований. Народ зарыдал.

Но народа лапотного для кремлевского счастья было недостаточно. Софья обратилась к армии. У нее образовался немалый архив стрелецких жалоб на неуставные отношения, задержку довольствия, изъятие в командирский карман половины жалованья, использование стрельцов на хозработах. Оставалось только дернуть за веревочку.

В день смерти Федора и присяги Петру «учинились сильны и креста не целовали стрельцы Александрова приказу Карандеева». Их успокоили на два дня. На третий день в Кремль вломилась толпа делегатов от шестнадцати стрелецких полков и одного солдатского Бутырского полка. Стрельцы потребовали снятия командиров, жалованья, прежних льгот и т.п.

Правительство в испуге арестовало 9 полковников, обязало их вернуть по 2000 рублей. Несостоятельных лупили на правеже по два часа и этим уберегли от выдачи стрельцам на верную смерть.

Но дело было не в деньгах и справедливости, а в атмосферном электричестве, и бунт продолжался. Стрельцы стали толпиться ежедневно, сбросили с каланчи нескольких офицеров, неудачно вспомнивших устав, стали наглеть, требовать привилегий и подачек. Для начала они переименовались из стрельцов в «надворную пехоту»...

Обращаю внимание читателей на Переименование как очевидный признак Смутного времени. Вот вы обнаруживаете, что ваша улица поменяла своё привычное бандитское имя на такое же новое, вот латинское название «техникум» уступает место французскому «колледж», а французское «институт» — латинскому «университет», вот «государственная безопасность» становится «федеральной», знайте — это «сталось, грех ради наших, на Москве смутное время»!

Стрельцы, конечно, не ограничились сменой имени. Они стали выклянчивать прямо у царя то «мерина гнеда», то «конишку криволыса — на лбу звездочка», то мелких денег. Стрельцы с подачек запили, обещали царице Наталье «всякого зла», а царевне Софье «всякого добра», но пока ничего не делали.

Тут в Москву соколом влетел из ссылки Артемон Сергеич Матвеев: «Уничтожу бунт или положу жизнь за государя!». Матвеев благословился у патриарха, заручился поддержкой основных бояр (кроме Милославских и Хованских), задобрил стрелецких делегатов. Милославским нужно было спешить. Они назначили свой день «М» на понедельник 15 мая — годовщину угличского убийства царевича Дмитрия.

Были заготовлены списки подлежащих уничтожению бояр и военных. Утром 15 мая Александр Милославский и Петр Толстой поскакали по стрелецким полкам с криком, что Нарышкины задушили царевича Ивана. Стрельцы ударили в набат и с барабанами, пушками и знаменами двинулись в Кремль. Побили по дороге случайных боярских людей, обступили дворец и совсем уж решились на штурм, но тут патриарх и царица вывели на крыльцо царя Петра да царевича Ивана. Наступила тяжкая пауза.

Но нельзя уже было на полном скаку остановить «криволысого конишку» русского бунта! Тем более, что в толпе ходили агитаторы и шептали, что царский дядька Иван Нарышкин примерял к себе корону. Толпа потребовала выдать на расправу Матвеева, Лихачевых, Долгоруких, Нарышкиных, Языкова и прочих. Последовал вежливый отказ. Матвеев с крыльца стал умело успокаивать стрельцов. И страсти почти улеглись, но тупой служака князь Михайла Долгорукий, ответственный за кремлевский распорядок и ненавидимый стрельцами, не к месту вспомнил свою должность и стал орать на расходящихся бунтовщиков, чтоб поторапливались. Сразу и рвануло.