Критская Телица - [45]

— А если бы те же варвары соединенными усилиями обрушились на гиксосов?

Арсиноя недоуменно вскинула брови.

— Презрение жителей Кемт к иным народам общеизвестно, — молвил Расенна, выдержав кратчайшую паузу. — Любой уроженец Египта не колеблясь погубит весь остальной мир, дабы любимая родина цвела и благоденствовала. Кажется, у них — да, именно у них! — рабы-чужеземцы называются живыми мертвецами.

Царицу слегка передернуло.

— Отправь меня тайным посланцем к фараону. Я свободно говорю по-египетски. — Расенна умолк и выждал.

— Зачем? — осведомилась Арсиноя.

— Думается, как раз уложусь в оставшиеся по условию полтора месяца.

— Зачем? — повторила царица.

— Я убежден, что шестьдесят крепких рабов, приговоренных к смерти в каменоломнях, у Сенусерта разыщутся.

— Послушай! — вскипела государыня. — Верховная жрица Элеана имеет столь же мерзкую манеру говорить! Но ты, сделай милость, изъясняйся вразумительно! Довольно с меня и одной особы, не снисходящей до немедленного ответа собеседнику! Понял?

— Да, госпожа. Мы посулим фараону содействие всех обитателей Архипелага, всех береговых царей и царьков. Не сразу, разумеется, а через год-полтора. Для этого потребуется малость: набрать достаточно высокородных заложников. Я представлю дело так, будто царь Идоменей возражает против подобного плана, а ты, госпожа, стремишься помочь и намерена действовать скрытно. Я даже изложу на ухо фараону правду, чистую правду и ничего, кроме правды. Но, разумеется, не всю правду, — прибавил Расенна с улыбкой. — Он поверит. Шестьдесят рабов — не ахти какое богатство по мерке властелина. А я уведомляю, что полагаться на скромность критских гребцов невозможно. Скрытность в подобном деле — залог успеха. И фараон прекрасно поймет. Рискует он крохой, а приобрести может все царство. Собственное, кстати сказать... Отцы, спасающие детей, мужья, выручающие жен, едва ли откажутся выслать по десятку боевых кораблей, дабы сохранить и возвратить близких. А соединенный флот, союзное войско будут огромны.

— И что потом? Ведь затея твоя — ложь, и полнейшая!

— А потом — ничего, — улыбнулся Расенна. — Через год, не позднее, во главе Та-Кемета встанет царь из племени хекау-хасут. Положись на мое слово, госпожа. Фараон уйдет, а благодарные мне гребцы останутся.

— Ну и ну! — только и смогла сказать Арсиноя.

* * *

Скалистый, бесплодный остров на полпути меж Киферой и Критом издавна служил этруску надежным убежищем. Теперь же местоположение и природные особенности безымянного клочка необитаемой суши становились попросту неоценимыми.

Длинный, узкий, похожий на горное ущелье залив заканчивался просторным, далеко углублявшимся в каменную твердь гротом, где миопарона приютилась удобно и неприметно для постороннего глаза.

Там же, в гроте, на обширных надводных выступах, были устроены склады оружия и провианта. Предусмотрительный Расенна велел запечатать все это в наглухо засмоленные бочки, в муравленные свинцом и облитые толстым слоем воска глиняные сосуды.

Ибо пагубное воздействие морской влаги на вещи, подлежащие длительному хранению, знал великолепно.

Подобно сказочному чудовищу, этруск обустроил себе тайное логово в недрах возносившейся над водами горы, готовясь выбраться наружу и взыскивать с островов и побережий пресловутую дань — прекрасных пленниц.

Разноплеменные гребцы, спасенные от медленной и страшной смерти в египетских каменоломнях и рудниках, извлеченные из вонючих шене[33], дышали вольным воздухом Средиземноморья, спали вволю, ели до отвала и взирали на Расенну собачьими глазами.

Десять головорезов, узнавшие, под чьим началом и за какую плату предстоит плавать, предвкушая грядущие приключения, с особым смаком воздавали должное обильному запасу критских вин и повиновались беспрекословно, ибо грозный этруск оказался начальником строгим, но справедливым, требовательным, но заботливым.

Единственной печалью и заботой Расенны стал смуглолицый, широкоплечий Гирр.

Хитрый, однако вовсе не умный, Рефий приставил к архипирату надзирателем самого доверенного своего молодца. Расенна возражал, приводил многочисленные доводы против, но Рефий был неколебим: сказал — как отрезал.

А отмерять семь раз начальник дворцовой стражи попросту не умел.

В итоге, рядом с этруском очутился дерзкий, самоуверенный, наглый человек, едва ли уступавший Расенне физической силой, а посему полагавший священным долгом и неотъемлемым правом своим совать крючковатый нос везде и всюду, — где нужно и где не нужно.

— Я тебе не подчиняюсь, — уведомил он Расенну при первом же удобном случае. — Я за тобою присматриваю, понял?

— Конечно, — улыбнулся разбойник — Поставлен в известность, и отнюдь не возражаю. Сам бы сделал то же самое на месте государыни и Рефия. Однако не возьму в толк: чего ради вздорить людям, идущим на опасное предприятие плечом к плечу?

Гирр презрительно фыркнул и не удостоил этруска ответом.

Расенна лишь плечами пожал.

— И не надейся, — внятно и внушительно произнес критянин, — спины я тебе не подставлю. А сплю — как собака, вполглаза. Понял?

Этруск от души расхохотался:

— Я намерен заслужить обещанную государыней плату. И ради этого принужден беречь тебя, драгоценного, пуще зеницы ока. Не опасайся подлости... Но помни: одно условие, непременное и непреложное, мною поставлено. И царица, и Рефий признали, его разумным.