Критика криминального разума - [136]

Фрау Лямпе поморщилась, припоминая. Глубокая вертикальная морщина рассекла ее лоб.

— Более года назад, сударь. Мартина вновь вырвало из моей постели это чудовище. Когда мог, он приходил домой, но несколько ночей его не было совсем. Когда он вернулся, то был уже совсем другим человеком. Мартин сидел у окна, глядел на улицу, словно одержимый. И ни слова не проронил.

Я взглянул на темное окно и попытался представить, о чем мог думать Мартин Лямпе. Не пробудился ли в нем зловещий демон-убийца как раз в тот момент, когда его жена вот так беспомощно взирала на него?

— Он говорил вам, что подразумевает его работа? — спросил я.

— Он говорил только, что я все равно ничего не пойму. Они с хозяином исследовали какое-то новое измерение. Больше он ничего не сказал, сударь. Новое измерение, которое открыли Мартин с Кантом.

«Мартин с Кантом», — отметил я про себя. Не «Кант с Мартином». Это она так истолковала слова мужа или он представил ей свою работу в таком свете?

— Ваш муж когда-либо изучал философию? — спросил я.

— О нет, сударь, конечно, нет. Но он многому научился от хозяина. Мартин часто говорил о тех новых философах, что нападают на Канта. Он обещал, что им придется горько пожалеть о своих словах, когда выйдет книга.

Ну вот, снова. Последний завет Иммануила Канта. Книга, которую никто никогда не видел. Никто, кроме Мартина Лямпе…

— Эта книга превратила Мартина в совершенно другого человека, — продолжала фрау Лямпе. — Иногда он пугал меня до полусмерти. Он сделался одержимым, безумным, и во всем был виноват Кант.

— Ваш муж лишь выполнял свой долг, — туманно заметил я, — каким бы неприятным он вам ни представлялся.

— Неприятным? — прошипела она. — Хуже, гораздо хуже. Кант подтолкнул Мартина на грань убийства.

— В самом деле? — произнес я холодно, словно то, что она только что сказала, было вполне разумным аргументом, а не возмутительной клеветой.

— Мартин мне сам говорил. Однажды какой-то молодой человек пришел в гости к Канту. Когда Мартин подавал им чай, они, по его словам, очень мило общались и были увлечены обсуждением каких-то философских проблем…

Воспоминание о случае, пересказанном Яхманном, всплыло у меня в памяти.

— Гостя звали Готлиб Фихте?

Фрау Лямпе покачала головой:

— Не знаю, сударь. После того как они закончили беседу, профессор Кант проводил молодого человека до дверей. — Она замолчала и воззрилась на меня со странной улыбкой на устах.

— Что случилось дальше? — спросил я.

— Кант приказал моему мужу бежать за тем молодым человеком и зарезать его ножом.

Вот и оборотная сторона медали, продемонстрированной мне Яхманном. Не безумный маньяк Мартин Лямпе, а безумный маньяк Иммануил Кант.

— И ваш муж послушался?

— Конечно, сударь. Это был его долг. Но тот молодой философ успел убежать, и Мартин его не догнал.

— Значит, ваш муж повиновался Канту даже до таких крайностей?

Она сложила руки в молитвенном жесте.

— Я просила его не выполнять приказаний старика, — прошептала она со стоном. — Кант выжил из ума, говорила я ему. У него маразм. Признаться, сударь, я была счастлива, когда герр Яхманн уволил мужа. Я думала, теперь он наконец-то освободился от дурного влияния. Но на самом деле ничего не изменилось. Профессор Кант прислал ему тайное послание, в котором просил его прийти к нему ночью.

— Фрау Лямпе, — произнес я, попытавшись перевести беседу на другую тему и указывая на расшитую салфетку, накинутую на спинку стула, — вы занимаетесь вышиванием?

Она подняла на меня озабоченный взгляд и кивнула.

— А где вы покупаете материю для вышивок?

Она взглянула на меня как на идиота.

— В лавке? Или у коммивояжеров-мануфактурщиков? — спросил я.

— Обычно в одной из двух лавок, — ответила она после некоторого колебания.

— А вам известен человек по имени Роланд Любатц?

— Да, сударь.

— А вы в последнее время у него что-нибудь покупали?

— Я с ним лично не знакома, сударь. Он поставляет товар лавочнику Ройтлингену. Я видела его там раз или два. — Она замолчала, нахмурившись. — А какое отношение герр Любатц имеет к исчезновению моего мужа?

— Он утверждает, что недавно беседовал с вашим мужем, — ответил я. — Мартин покупал у него иглы для гобеленового шитья.

— Гобеленового шитья? — повторила она, словно не понимая, о чем идет речь.

— Вы попросили мужа приобрести их для вас?

Фрау Лямпе ничего не ответила. Я видел, что она слишком напугана и пытается просчитать, каким образом не причинить вред мужу своими словами. Как же мне хотелось, чтобы она ответила! Я желал этого со всей той гипнотизирующей силой, о которой пишет доктор Месмер, когда говорит о передаче мыслей на расстоянии. Я хотел, чтобы она сказала мне, что ее муж действительно покупал упомянутые иглы для нее с той самой целью, для которой они в принципе и предназначены. Я всей душой молился о том, чтобы моя уверенность, которую я чувствовал по поводу личности убийцы, рассыпалась в прах. Я хотел подтверждения невиновности Лямпе. Если влияние Канта — естественно, непреднамеренное — сделало его убийцей, разразится такой страшный скандал, последствия которого трудно вообразить.

— Я ничего не просила мужа покупать у герра Любатца, — ответила она наконец. — Возможно, он хотел сделать мне сюрприз. Иногда он любит устроить что-то в таком духе. — Она внимательно всматривалась в мое лицо. — Это поможет вам выяснить, что с ним стряслось, сударь?