Критика криминального разума - [130]

Впервые я не увидел этот зловещий призрак в тот самый день, когда семь лет назад приехал в Кенигсберг и столь неожиданно был приглашен на обед в дом профессора Канта. Его старый лакей отсутствовал — он отправился на похороны сестры. За тридцать лет постоянной службы тот день стал для лакея первым, когда он не сидел за обеденным столом вместе с Кантом. Вскоре же после того, как я вернулся в Лотинген, шестидесятилетнего слугу изгоняют из дома, где он верой и правдой проработал так много лет, и запрещают впредь заходить туда. И тем не менее фрау Мендельсон видела его несколько раз входящим в особняк Канта и выходящим оттуда в разное время дня и ночи. Она сама мне об этом сообщила. Она видела Мартина Лямпе!

Лямпе удалось проникнуть в гостиную профессора Канта и выйти из нее вскоре после того или незадолго до того, как там был я. Мы с Мартином Лямпе были подобны двум спутникам, вращающимся вокруг некой огромной планеты по параллельным орбитам и потому никогда не встречающимся. Но почему же Кант позволил Лямпе вернуться из изгнания?

Я мог только догадываться. Возможно, слуга сыграл на великодушии, присущем его бывшему хозяину. Может быть, встречи с ним относились к числу непреодолимых привычек философа, регулярность и постоянство этих визитов успокаивали его, вызывая ощущение порядка и стабильности, которые были жизненно важны для благополучия стареющего профессора. То, что для Канта было не более чем безобидной болтовней со старым добрым конфидентом, на самом деле являлось ключом к силе Мартина Лямпе. Подобно кукушонку в чужом гнезде, он одного за другим выкинул всех других птенцов. Ближайшие друзья Канта пытались изгнать лакея, но он ловким маневром опережал их, и они оказывались в той яме, которую копали для него. Мартин Лямпе никогда не отдалялся от Иммануила Канта. Ни на мгновение. Он внимательно наблюдал и за мной, за каждым моим шагом. И как только я начал вытеснять его в качестве доверенного лица Канта, он попытался разделаться со мной. Он убил сержанта Коха, полагая, что убивает меня. Приманкой для него стал водонепроницаемый плащ. Кант, должно быть, упомянул в их беседе, что передал его мне. Лямпе же было неизвестно, что я, в свою очередь, навязал его Коху.

Но зачем было Лямпе убивать других? Неужели все они имели какое-то, пусть очень незначительное, отношение к Канту, которое я еще не смог установить? Вполне вероятно, что Кант мог консультироваться у нотариуса, а как насчет остальных? Ян Коннен был кузнецом, Паула Анна Бруннер торговала яйцами, Иоганн Готфрид Хаазе был просто полоумным городским бродяжкой. И почему сам Кант ни разу не упоминал обо всех этих людях, если он их знал?

Я нашел убийцу, однако не мог понять, что им двигало. Необходимо было разыскать его и заставить говорить. Но откуда следует начинать поиски? Где он живет? Где скрывается? Я извлек карманные часы. Была половина шестого утра. Тем не менее я поспешил вниз по Кенигштрассе в направлении, противоположном Крепости. В голове у меня мысли нервно налезали одна на другую. И я молился…

«Всемогущий Боже, прости Тотцев, мужа и жену. Прости Анне Ростовой ее прегрешения и преступления. Прости слабость Люблинского, — выговаривал я про себя. — Все они погибли из-за моей слепоты и непрофессионализма. И помоги мне остановить Мартина Лямпе!»

Он отыскал способ действия и орудие, идеально подходившие его физическому состоянию и возрасту. Подобно хитрому пауку, он соткал паутину коварства, чтобы изловить в нее свою жертву. И когда несчастная муха попалась в его сеть и была надежно обездвижена, он нанес ей удар, впустив в нее весь яд, который имелся в его распоряжении.

— О всеблагой Господь! — произнес я вслух. — Спаси душу Амадея Коха.

Кох так и не узнал, насколько близко он подошел к открытию истины. С жаром молился я за его честную душу, плотнее запахиваясь в плащ от пронизывающего утреннего холода.

«И да поможет мне Бог!» — подумал я в конце, хотя в самой мысли было больше иронии, чем благочестия. Я был обманут, но судьба все-таки не заставила меня расплачиваться за ошибку собственной жизнью.

Я достиг места своего назначения, отворил скрипучую калитку, ведущую в сад, и начал стучаться в дверь с гораздо большей силой, чем входило в мои намерения. Наконец на мой стук вышел слуга. Поправляя парик, он бесцеремонно сообщил мне, что в столь ранний час его хозяин не принимает визитеров.

— Сейчас только шесть часов утра! — добавил он. — Кроме того, он простужен. Сегодня он вообще никого принимать не будет.

— Ему придется сделать исключение, — упрямо настаивал я. — Скажите ему, что поверенный Стиффениис должен сообщить нечто чрезвычайно важное.

Слуга захлопнул дверь, но через несколько минут открыл ее снова. Не произнося ни слова извинения за свою грубость, он жестом показал мне дорогу в переднюю и оттуда на второй этаж.

Герр Яхманн сидел в постели, опершись на гору подушек, его серый шерстяной ночной колпак был надвинут на самые брови. Воздух в комнате был пропитан камфорными парами.

— Опять вы? — приветствовал он меня с демонстративной неприязнью. — Последний кошмар долгой ночи.